быть проще и легче? Рабочие, производители сами все контролируют, и все экономические проблемы решаются сами собой. В январе 1918 года Ленин поощрял пролетариат: «Вы — власть, делайте, что вы хотите делать, берите все, что вам нужно, мы вас поддержим... Вы будете делать ошибки, но вы научитесь». Гигантский — в масштабах всей русской экономики эксперимент — дает немедленный результат. Что такое «рабочий контроль над производством», было неясно. Рабочие часто понимали его просто: «Я явился на завод и начал осуществлять контроль, — рассказывал рабочий-коммунист. — Я вскрыл несгораемый шкаф, чтобы взять на учет деньги. Но денег там не было...»
Правительственные меры совершенно дезорганизуют работу промышленности. В мае 1918 года председатель ВЦСПС М. Томский констатирует: «Падение производительности труда в настоящий момент дошло до той роковой черты, за которой (вернее, на которой) грозит полнейшее разложение и крах». Снижение производительности труда было одним из проявлений нараставшего недовольства рабочих. А. Вольский (Ян Вацлав Махайский) в журнале Рабочая революция, единственный номер которого вышел в июне-июле 1918 года, сравнивая Февральскую и Октябрьскую революции с точки зрения интересов пролетариата, замечает: «после Февральского буржуазного переворота рабочая плата сильно повысилась и завоеван восьмичасовой рабочий день, после Октябрьской пролетарской революции рабочие не получили ничего». Было еще одно различие между двумя революциями: после пролетарской — рабочий класс теряет возможность бороться за свои права. «Контроль над производством» оказывается фикцией: разрушение существовавшей системы управления промышленностью резко ухудшает положение рабочих.
В марте 1918 года в Петрограде собирается Чрезвычайное собрание Уполномоченных фабрик и заводов города. Оно констатирует: «Профессиональные союзы утратили самостоятельность и независимость и уже не организуют борьбы в защиту прав рабочих. Советы Рабочих и Солдатских Депутатов точно боятся рабочих: не допускают перевыборов, забронировали себя: они превратились только в правительственные организации и не выражают больше мнений рабочей массы». Декларация, принятая уполномоченными крупнейших петроградских заводов и фабрик — Путиловского, Семяниковского. Обуховского, Балтийского и других, железнодорожных мастерских, электростанций, типографий, обращалась к Всероссийскому съезду советов и подводила итог первым послереволюционным месяцам. «25 октября 1917 г. большевистская партия в союзе с партией левых эсеров и опираясь на вооруженных солдат и матросов, свергла Временное правительство и захватила власть в свои руки. Мы, петроградские рабочие, в большинстве своем приняли этот переворот, совершенный от нашего имени и без нашего ведома и участия... Более того. Рабочие оказали поддержку новой власти, объявившей себя правительством рабочих и крестьян, обещавшей творить нашу волю и блюсти наши интересы. На службу ей стали все наши организации, за нее пролита была кровь наших сыновей и братьев, мы терпеливо переносили нужду и голод; нашим именем сурово расправлялись со всеми, на кого новая власть указывала, как на своих врагов; и мы мирились с урезыванием нашей свободы и наших прав, во имя надежды на данные ею обещания. Но прошло уже четыре месяца, и мы видим нашу веру жестоко посрамленной, наши надежды грубо растоптанными».
Движение Уполномоченных, выражавшее разочарование рабочего класса, стало распространяться и на другие города. В Москве возник организационный комитет по созыву Всероссийской конференции уполномоченных от фабрик и заводов Движение это было объявлено меньшевистским, право-эсеровским, контрреволюционным и разгромлено.
Рабочие голосуют против «пролетарской власти» и руками, — резко снижая производительность, и ногами, — бросая разрушенные, разоренные заводы и фабрики. В мае 1918 года, выступая на первом съезде совнархозов Алексей Гастев говорит о нежелании рабочих работать: «По существу, мы сейчас имеем дело с громадным миллионным саботажем — Мне смешно, когда говорят о буржуазном саботаже, когда на испуганного буржуа указывают как на саботажник? Мы имеем саботаж национальный, народный, пролетарский».
Развал промышленности отозвался очень быстро в сельском хозяйстве. Партия большевиков, «позаимствовав» эсеровскую аграрную программу, получила поддержку крестьян. Ленин не скрывал этого: «Не менее чем до лета 1918 г. …мы держались, как власть, потому что опирались на все крестьянство в целом». Крестьянство поддержало большевиков в октябре 1917 года, но разочарование приходит быстро. Популярная в первые послереволюционные годы песня обещала: «Наш паровоз летит вперед, в коммуне остановка». Русское крестьянство не хотело «лететь» так далеко, оно решило сойти на остановке «раздел помещичьих земель».
Радикальная аграрная реформа, о которой сотни лет мечтали крестьяне, и сто лет — интеллигенция, прошедшая пожаром по стране, дала результаты неожиданные: на долю исконных земледельцев пришлось в среднем, в подавляющем большинстве губерний, — не более полудесятины прирезанной земли (бросившие города заводские рабочие, ремесленники, прислуга и так далее потребовали себе наделов и — получили их). Основной причиной разочарования крестьянства было, однако, не это: сколько-то земли каждый получил, было окончательно ликвидировано помещичье землевладение. Недовольство новой властью началось с того момента, когда она потребовала от крестьян сельскохозяйственные продукты, не давая ничего взамен, — инфляция совершенно обесценила деньги, промышленность перестала производить товары, нужные деревне. К «саботажу» интеллигенции, к «саботажу» пролетарскому присоединяется «саботаж» крестьянский. В ноябре 1917 года было заготовлено 641 тысяч тонн зерна, в декабре — 136, в январе 1918 — 46, в апреле — 38, в мае — 3, в июне — 2 тысячи тонн. Город голодает, голодные рабочие сокращают и без того низкую производительность или просто бегут в деревню.
Властью партии большевиков недовольны не только противники советской власти, контрреволюционеры — это вполне естественно, ею недовольны те, кто ее поддерживал, те, от чьего имени была совершена революция. Но не менее сильным было и разочарование Ленина в русском пролетариате (крестьянством он всегда был недоволен). Русский рабочий класс, «политическую зрелость» которого Ленин — после Октябрьского переворота — оценивал необычайно высоко, оказывается через несколько месяцев «незрелым», «недостаточно подготовленным» для управления страной, недостаточно «пролетарским».
Утопические мечты, изложенные накануне Октябрьского переворота в
Наиболее полно изложил свою программу Ленин в октябре 1921 года, признавая, что «мы сделали ошибку», и тем самым отпуская себе грехи за три с лишним года строительства коммунизма: «В начале 1918 г. мы ...решили произвести непосредственный переход к коммунистическому производству и распределению. Мы решили, что крестьяне по разверстке дадут нужное нам количество хлеба, а мы разверстаем его по заводам и фабрикам и выйдет у нас коммунистическое производство и распределение». Приблизительно, признавался Ленин, «в этом духе мы и действовали».
Именно в это время, в начале 1918 года Ленин, по свидетельству ближайшего тогда его соратника Троцкого, не переставал повторять на заседаниях Совнаркома: через 6 месяцев мы построим социализм. Десять лет спустя Андрей Платонов напишет роман
В отличие от персонажей Платонова Ленин имеет широчайшие возможности для реализации коммунистической утопии. В промышленности начинается переход от «контроля над производством» к национализации. Запрещается частная торговля — основа капиталистического строя. Вводится трудовая повинность. Начать ее, указывает Ленин, «мы должны с богатых». А затем «от трудовой повинности в применении к богатым советская власть должна будет перейти, а вернее, одновременно должна будет поставить на очередь задачу применения соответственных принципов к большинству трудящихся, рабочих и крестьян».