одно и то же платьице, пока окончательно из него не вырастала. В студенческие годы ей было не до нарядов. После женитьбы они с Владимиром Рывчуком не успели создать своей семейной квартиры — началась война. А теперь вот ей больше никогда не суждено увидеть человека, которого она назвала своим мужем, с которым прожили они вместе всего один месяц и были счастливы.
— Доктор! Профессор начинает обход, — выводит ее из задумчивости молоденькая сестра.
— Иду! — На ходу завязывая тесемки на белом халате, Наталья Васильевна торопится в палату.
День рождения Натальи Васильевны прошел в обыденных госпитальных хлопотах. Она обходила палаты, выслушивала больных, выписывала лекарства, радовалась, что у танкиста Игоря Снегиревского здоровье пошло на поправку, и огорчалась, что у полкового комиссара поднялось давление.
Наталья Васильевна уже собиралась идти домой, когда регистраторша Марина протянула ей телефонную трубку.
Звонила Ирина Сазонкина. Она поздравила Наташу с днем рождения и предложила по этому поводу устроить маленький «сабантуй».
— От кого ты узнала, что у меня день рождения? — полюбопытствовала Наташа.
— Он сам тебе сейчас скажет.
— Наташенька! Поздравляю с днем рождения! Желаю счастья, здоровья, успеха!..
— Вялых? — удивилась Наташа. — Почему ты у Сазонкиной?
— Случайно встретились в метро.
— Откуда ты ее знаешь?
— Разве забыла, что знакомила меня с Ириной дважды — в Москве и в Горьком? Наташенька, давай встретимся. Мне кажется, твоя подруга внесла дельное предложение. Мне бы очень хотелось этот вечер провести с тобой.
— Спасибо, Володя.
— Так ты придешь?
— Не знаю... Не обещаю...
— Я тебя очень прошу. Передаю трубку. Ирина хочет тебе что-то сказать.
— Что ты мучаешь такого хорошего парня? — засмеялась Сазонкина. — Приходи. Будем ждать.
— Постараюсь...
Повесив трубку, Наталья Васильевна решила: «Не пойду!», но тут же подумала: «А почему, собственно говоря, не идти? Вялых настоящий друг».
На этот раз стол Сазонкиных был накрыт весьма скромно.
— Бедность не порок, но, признаюсь, большое свинство, — заметил Сазонкин. — Еще в начале месяца отоварили карточки, и вот теперь вынуждены оставаться наедине со своим хорошим аппетитом. Но наши лишения ни в какое сравнение не идут с вашими, — Сазонкин обратился к Вялых. — Вы, фронтовики, знаете, что такое настоящие трудности. Преклоняемся перед вашим мужеством! Перед вашим долготерпением! — Сазонкин чопорно поклонился Вялых.
Как и в прошлый раз, говорил в основном Сазонкин. Говорил на любую тему. Он упивался своим красноречием. Но в этот вечер, против обыкновения, это почему-то не раздражало Наталью Васильевну. Ей было приятно сидеть молча, чувствуя на себе внимательный взгляд Владимира, смотреть, как он разговаривает, улыбается...
Улучив минуту, Ирина шепнула ей на ухо:
— Хочешь, я уведу сейчас Вячика? Останетесь вдвоем.
— Ты что, с ума сошла?! — зарделась Наташа. — Не смей!
Вскоре после этого разговора Наталья Васильевна стала прощаться.
— Ну, пора домой. Завтра рано вставать...
Владимир Вялых пошел ее провожать.
Они шли по заснеженным улицам Москвы, не замечая ни мороза, ни порывистого ветра, забирающегося под шинель.
— Ваши пропуска.
Вялых непонимающе посмотрел на лейтенанта с красной повязкой на рукаве шинели. Неужели наступил комендантский час?
— У меня пропуска нет.
— Придется пройти в комендатуру.
— Может, отпустите, товарищ лейтенант? — неуверенно попросил Вялых. — Мне-то ничего. Я в отпуске. А она врач. Ей завтра на дежурство в госпиталь...
— Раз в госпитале работает, должна пропуск иметь.
— А у меня и в самом деле есть пропуск! — вспомнила Наталья Васильевна, расстегнула шинель и достала из кармана гимнастерки удостоверение личности и пропуск, разрешающий свободное передвижение по Москве после 24 часов.
Возвращая документы, лейтенант удивился:
— Что же вы раньше, товарищ военврач, не показали пропуска?
Вялых предъявил отпускное свидетельство и удостоверение личности офицера.
— А пропуска у меня нет. Я только из госпиталя.
— Ну что ж, военврач может быть свободной, а вас, старший лейтенант, мы возьмем с собой.
— Это исключено! — воинственно вмешалась Наташа. — Считайте, что я как врач сопровождаю раненого.
— Кто из вас раненый, сразу не поймешь! — пошутил лейтенант.
Солдаты, сопровождавшие офицера, засмеялись.
— Угадал, лейтенант, — ответил Вялых. — В самое сердце, прямой наводкой.
— Раз такое тяжелое ранение, тогда, пожалуй, не задержим. Как вы думаете, ребята?
— Точно, товарищ лейтенант! — дуэтом ответили солдаты.
— Мой совет, старший лейтенант, патрулю больше на глаза не попадайтесь.
Владимир и Наташа молча идут по московским улицам. Двое в военных шинелях...
— Я тебе не потатчица! Съезжай с квартиры, бесстыжая! — решительно сказала Наташе Николаевна.
Наталья Васильевна ничего не ответила. Что скажешь Николаевне и другим, непременно желающим вмешаться в ее личную жизнь? Да, широкий офицерский ремень уже не сходится на талии! А гимнастерка, словно парус, топорщится над юбкой, обтянувшей живот! Ну и что? Разве обыватели в силах понять, что плод, зреющий в ее теле, — это плод великого чувства, которое сильнее смерти и страха смерти. Родить ребенка от любимого человека великое счастье! Она будет работать до последнего дня, останется на своем посту и не откажется от счастья материнства, даст жизнь новому человеку, когда кругом гуляет смерть.
Сложив вещи в чемодан, Наталья Васильевна направилась к двери. На пороге она обернулась, спокойно поблагодарила за предоставленный приют. Сердце Николаевны защемило. Вправе ли она выпроваживать на улицу женщину в таком положении? Уже миролюбиво она сказала:
— Куда же ты сразу с чемоданом? Подыщи сначала квартиру, а потом и вещи отвезешь.
Наталья Васильевна молча положила на комод ключ от входной двери и ушла.
Наталья Васильевна пришла в госпиталь с чемоданом в руках.
— Никак в декретный собралась, доктор? — спросила регистраторша Марина Юрлакова. — Не рано ли? Вялых вроде совсем еще недавно из госпиталя выписался.
— Рано, Мариночка, рано! — не обращая внимания на тон регистраторши, ответила Рывчук. Счастливая улыбка блуждала по ее лицу. — Я постараюсь не бросать работу до самого последнего дня.
«Блаженненькая, — снисходительно подумала о враче Марина. — Чему улыбается? Другая не знала бы куда глаза деть от стыда. А эта ишь как сияет! Но почему это она с чемоданом?»
— Уж не в госпитале ли жить собираетесь, доктор?
— Нет, в госпитале неудобно. Надо где-нибудь квартиру найти.
— Чуть не забыла. Письмецо вам, доктор.
Наталья Васильевна нетерпеливо схватила письмо, сложенное треугольником, и стала читать: