Лейн и Леннокс, Гвалчмай, Гаэлен, Оник.
— Прежде всего нам нужно уладить вот что, — сказал он. — Вождей у нас принято выбирать. Почти весь наш старый совет остался в долине вместе с Камбилом. Мы все — новый совет. Я предлагаю в воеводы себя, но если кто-то хочет назвать свое имя, милости просим. — Все промолчали. — Итак, вы согласны с тем, что Фарлен до окончания этой войны буду возглавлять я?
— Само собой, Касваллон. Не полные же мы дурни, — ответил Леофас.
— Хорошо, тогда перейдем к главному. Как нам разбить врага?
Асбидаг смотрел на то, что осталось от его сына. В исклеванном воронами, кишащем червями трупе еще узнавался Онгист. В полных доспехах, со шлемом в руках, Асбидаг стоял перед деревом и смотрел, напитываясь гневом и ненавистью. Рядом стояли Драда и Тостиг, позади — двадцать пять тысяч аэнирского войска.
Смерть сына не вызывала в нем ни грусти, ни сожалений. Асбидаг не любил Онгиста, никого из детей не любил, однако все они были его кровью. Ему слышалось, как парень молит о мести у двери в чертоги Серого Бога.
К его гневу примешивалась досада. Как им еще мстить, этим горцам? И без того уже убито около четырех тысяч, кровавыми орлами украшена вся округа. Но этого, видимо, мало.
Он внушает горцам страх — теперь они почувствуют ужас.
— Привези из Аэсгарда Агнету, быстро! — велел Асбидаг Тостигу.
Тот побледнел и чуть было не попросил отца послать кого-то другого, но взгляд Асбидага, обращенный куда-то внутрь, подсказывал, что такая просьба может стоить ему головы.
Драда молчал. Он уже осмотрел холм, на котором стоял с войском Маггриг, и следопыты рассказали ему об уловке, которую применили Паллиды. Хитро придумано, но клюнуть на это мог лишь такой порывистый полководец, каким был Онгист. Маггриг поставил на кон жизнь всех своих горцев и выиграл. Драда знал ему цену и знал, что при следующем столкновении переиграет его.
Маггриг допустил две серьезные оплошности. В ночь вторжения он чуть не угробил своих воинов, защищая горсточку женщин с детьми, а теперь рискнул всем ради одной-единственной битвы. Ясно, что он руководствуется чувствами, а не разумом.
Можно надеяться, что успех толкнет его на новые безрассудства.
Асбидаг отошел от дерева, и воины принялись снимать тело, чтобы сжечь его на погребальном костре.
Вслед за отцом Драда вошел в его черный шатер. Асбидаг пил, Моргас сидела в глубине и молчала.
— Нам не догнать Паллидов прежде, чем они соединятся с Фарленами, — сказал Драда.
— Вот и хорошо. Пусть все соберутся в кучу.
— Выступим сегодня же?
— Нет. Подождем Агнету.
Драда удалился в собственный шатер, снял доспехи, разостлал одеяла. Несмотря на то, что теперь было утро, он лег и проспал весь день. Разбудил его запах жареного. Ему принесли мяса и хлеба, но он вышел, чтобы поесть вместе со всеми.
Впервые за много лет его свирепые воины дрались не ради золота, женщин и славы. Они сражались за землю, и это произвело в них какую-то перемену.
— Нелегко нам придется, — сказал капитан его гвардии Брига, чернобородый ветеран, первый наставник Драды.
— Ничто стоящее не дается легко, — ответил на это Драда.
— Здоровы они драться, эти горные кланы.
— Ты ожидал от них меньшего?
— После Игр я ко всему был готов.
— Вот видишь. — Драда доел и вернулся в шатер.
Брига проводил его взглядом. Сам Брига уже пять лет был капитаном гвардии, а еще раньше обучал Драду биться на мечах. Он любил этого мальчугана, не похожего на своих братьев — Драда рос в чужом городе как заложник, и по возращении в нем оказалось больше от чужеземца, нежели от аэнира. Избыток учения сделал его чересчур мягким. Асбидаг отдал мальчика на попечение Бриги.
В последующие годы Драда постиг науку боя, ненависти и ужаса. Кровь взяла свое: теперь он — по крайней мере внешне — стал таким же аэниром, как братья. Одному Бриге было известно о его тайном изъяне.
Драда не любил войну — он любил только стратегию.
Брига на это не сетовал. Он знал, что когда-нибудь аэнирами будет править именно Драда, и терпеливо дожидался этого дня.
Воинам не терпелось двинуться дальше, но Асбидаг не давал приказа. Так прошло десять дней, а утром одиннадцатого Тостиг приехал один. Конь его был весь в мыле. Асбидаг выбежал из шатра и сдернул сына с седла.
— Где ведьма? Я убью тебя, если ты не выполнил моего приказания! Будешь висеть на том же дереве, что и твой брат!
— Она идет следом, отец, клянусь. Она отказалась ехать верхом — сказала, сама придет.
— Хорошо бы, — прошипел Асбидаг.
В полночь, когда костры уже догорали, поднялся холодный ветер. Небо заволокло тучами, над лагерем закружились искры. Асбидаг, сидевший один у шатра, запахнул красный плащ. Чья-то тень упала на него, и он увидел, что перед ним, опираясь на посох, стоит старуха. Жидкие пряди седых волос липли к почти голому черепу, зубы раскрошились и почернели, кожа на усохшем лице безобразно обвисла. Плащ ее был сшит из человеческих скальпов, а платье, сильно истрепанное — будто бы из кожи невинных дев. Асбидаг в это верил.
— Чего ты хочешь от меня? — прошелестела ведьма.
— Чтобы кланы устрашились.
— Ты уже устрашил их, при чем тут я?
— Мне нужны твои колдовские чары.
— А что ты предложишь Серому Богу взамен?
— Все, что он пожелает.
— Все? — Глаза ведьмы блеснули.
— Оглохла ты, что ли? Я же сказал — все.
— Убьешь для меня сто девственниц к середине лета.
— Как скажешь.
— А нынче ночью ты убьешь семь своих лучших воинов.
— Моих воинов?
— Да. Твои боевые псы мне тоже понадобятся. Через час приведешь их в лес.
Гвардия Асбидага отобрала в лагере семерых сильных бойцов. Связанных, с кляпами во рту, их притащили на круглую поляну. Туда же егерь Доник привел семерых псов. Асбидаг уже ждал там вместе с Драдой, Моргас и Тостигом. Агнета сидела рядом на валуне.
Семерых поставили перед ней на колени. Гвардейцев она отпустила, и те с великой готовностью поспешили в лагерь. Донику ведьма велела посадить каждую из собак перед связанным человеком. Сделав это, он тоже вернулся к своему угасающему костру позади Асбидагова шатра.
Пленные обливались потом, глядя в собачьи глаза. Агнета кивнула Асбидагу.
— Убей! — крикнул он. Псы кинулись на людей и вцепились им в глотки.
Агнета с пением побежала мимо умирающих воинов, рассыпая серый туманный порошок. Собаки одна за другой, не разжимая зубов, опускались на землю. Колдунья вскинула руки к ночному небу, выкликая имя Серого Бога:
— Ватан! Ватан! Ватан!
Собаки у ее ног стали корчиться и раздуваться, человеческие тела — съеживаться. Моргас отвернулась, Драда сглотнул, косясь на отца, Тостиг зажмурился. Один Асбидаг стоял спокойно и
