— Или карие, — сказал Дуводас, — как у его матери.
— Может быть, и так, — великодушно согласилась Шира.
Карис молча слушала рассказ Тарантио о путешествии в монастырь и о спасении Жемчужины. Здесь же были Форин, Неклен и Вент; Брун возился в кухне, стряпая ужин на всю компанию.
— И ты этому веришь? — наконец спросила она. — Я имею в виду — насчет Жемчужины?
— Верю, — сказал Тарантио. — Брун рассказывал мне о воскрешении олторов, а у него не хватает воображения, чтобы лгать.
— Что ж, надеюсь, что ты прав. Меня, впрочем, беспокоит другое — то, что дароты вообще добрались до монастыря.
— Ты о чем? — спросил Тарантио.
— Все наши планы основаны на том, что дароты не любят холода и не двинутся с места до наступления весны. Теперь же ты говоришь, что они в стужу поднялись по горной тропе и перебили десятки монахов. Получается, что они могут вот-вот появиться под стенами Кордуина. А мы к этому не готовы.
Карис повернулась к Форину.
— Каково твое мнение?
— Есть разница между небольшим отрядом, рискнувшим зимой подняться в горы, и целой армией, которая осмелится сделать то же самое. Весной будет довольно воды и для солдат, и для коней. Зимой ручьи и реки покрыты льдом. Дан коням даротов надобно чем-то кормиться, а трава покуда еще под снегом. Я все же думаю, что время у нас есть — хотя и меньше, чем бы нам хотелось.
— Я согласен с Форином, — сказал Неклен. — А поскольку ничего изменить мы все равно не сможем, предлагаю и дальше действовать так, как было задумано.
Карис кивнула.
— Новая катапульта работает великолепно. Сейчас собирают еще три, чтобы прикрывать восточную стену.
— А как насчет южной и западной? — спросил Тарантио.
— Западная стена меня не беспокоит. Местность там идет под откос, катапульту поставить негде, а атаку пеших неизбежно замедлит крутой подъем. На юге нам может прийтись туговато, но если до начала осады у нас есть еще пара недель, мы успеем собрать еще две-три катапульты для южной стены. Я думаю, что дароты ударят прежде всего на севере — постараются проломить стену и ворваться в город. Наша первая и главная задача — остановить их.
— Озобар говорил мне, что у тебя есть и другие планы, — сказал Неклен. — Когда ты ими поделишься с нами?
— Никогда, — ответила Карис. — Дароты, друг мой, умеют читать мысли. Я не думаю, что они станут заниматься этим перед первым штурмом — они слишком высокомерны и считают нас жалкими слабаками. Вот когда мы их отбросим, это высокомерие начнет потихоньку улетучиваться. Тогда дароты и решат узнать, какие сюрпризы у нас еще запасены. Поэтому жизненно важно, чтобы наши замыслы остались в тайне. Именно потому ни я, ни Озобар ни разу не покажемся на стенах — в поле зрения даротов.
— Ага, — сказал Вент, — значит, вот почему каменщики пробивают глубокие ниши в основании стен за воротами?
— Именно. В ближайшие дни ты увидишь еще и не такое, поэтому постарайся особо не любопытствовать.
Вент рассмеялся.
— Это, госпожа моя, легче сказать, чем сделать.
— Знаю. Помню, Гириак все забавлялся играми — например, целую минуту не думать об ослиных ушах. Это было невозможно. И все-таки вы попытайтесь. И, кстати, предупредите людей на северной стене: если вдруг начнется боль и странный жар в голове, немедленно сообщать об этом, а всех, с кем это случится, подробно расспрашивать. Я склонна думать, что дароты скорее всего будут охотиться за мыслями офицеров, ну да я могу и ошибаться.
— Сколько у нас людей, годных сражаться? — спросил Неклен. — В списки беженцев внесено уже десять тысяч человек, и число это все растет. Советник Пурис говорит, что его просто осаждают желающие уехать из Кордуина.
— У нас примерно пятнадцать тысяч бойцов, — сказала Карис, — то есть числом мы превосходим даротов примерно в трое. Впрочем, эти подсчеты бессмысленны — нам ведь нужно будет расставить солдат не только на северной, но и на других стенах. Скорее всего в боях за северную стену нас и даротов будет поровну.
Брун принес на нескольких подносах хлеб, мясо, пирог и большой кувшин красного вина.
— Прентуис пал за один день, — пробормотал Неклен. — Всего один страшный, кровавый день!
— Здесь не Прентуис, а Кордуин, — ответила Карис. — И к тому же там не было меня.
Материальное обеспечение отправки беженцев волновало Пуриса с самого начала. Задача была не из легких — переправить несколько тысяч людей за триста миль к юго-западу, в Хлобан, а потом еще на четыреста десять миль к югу, в Лоретели. Сейчас эта задача намного усложнилась, и Пурис В компании Ниро и десятка писцов поменьше часами просиживал в зале над Большой Библиотекой, лихорадочно пытаясь свести концы с концами.
Желание покинуть Кордуин изъявили уже четырнадцать тысяч людей — почти пятая часть взрослого населения города. Герцогские гонцы загоняли коней, поддерживая связь с Беллисом, корсарским герцогом. Тот потребовал пять серебряков за каждого беженца и еще по десять за тех, кто пожелает переправиться из Лоретели на острова. Цена была, в общем, приемлемая, но сейчас эти расходы угрожали опустошить герцогскую казну.
Если учесть, что в Кордуине сейчас находилось свыше десяти тысяч наемников, которым в начале каждого месяца надлежало выплачивать жалованье, проблем с деньгами и Впрямь было не избежать. Если б герцог не конфисковал все богатства Ландера, отправка беженцев на юг оказалась бы Невозможна с самого начала. Даже сейчас Пурис сомневался, выдержит ли казна такие расходы. На стол упала тощая тень Ниро, и Пурис поднял глаза.
— Не хватает фургонов, сударь, — сообщил Ниро. — Из необходимого количества у нас есть только половина. Цены на фургоны в городе уже подскочили до небес — и это не предел.
— Сколько мы уже купили фургонов для перевозки провизии и серебра?
— Тридцать, сударь, но прошлой ночью кто-то забрался на главный каретный двор и украл пять фургонов. Я распорядился удвоить стражу.
— Были наши фургоны помечены, как приказано?
— Да, сударь. Желтая полоска на задней оси.
— Отдай приказ — пусть обыщут весь город. Тех, у кого отыщутся наши фургоны, — повесить.
Ниро замялся.
— Вы ведь понимаете, сударь, что они могли просто купить фургоны у воров, не зная об их истинном происхождении? Нынешние владельцы фургонов вполне могут быть честными людьми.
— Это я прекрасно понимаю. Прежде чем они будут повешены, их допросят по всей форме и выяснят, у кого они покупали фургоны. Всякий, чье имя назовут, тоже будет найден и повешен. Мы покажем всем, что если такое воровство не прекратится, всех виновных ждет весьма суровое наказание.
— Слушаюсь, сударь, — тихо сказал Ниро и удалился. Пурис откинулся на спинку кресла и потер рукой подбородок. И опешил, уколов пальцы о щетину. Сколько же он здесь проторчал, боги? Четырнадцать часов? Восемнадцать?
Подошел молодой писец и робко поклонился советнику. Пурис так устал, что никак не мог вспомнить его имени.
— В чем дело? — спросил он.
— Небольшие затруднения, сударь. У нас вышел весь красный воск для герцогской печати.
Каждому беженцу выдавалось свидетельство с печатью герцога Альбрека. По предъявлении этой печати беженец мог получить в городской казне сумму, не превышавшую двадцати золотых — при условии, конечно, что имущество, брошенное им в Кордуине, можно оценить примерно в эту сумму.
— Красный воск, — пробормотал Пурис. — Да сохранят меня боги! А какого цвета воск у вас есть?
