ступню из неуютного, но теплого сапога, она начинала мерзнуть. Поэтому девушка просто расстегнула молнии на голенищах, чуть-чуть высвободила ноги и сидела теперь в неуклюжей и не очень удобной позе на краю лежанки, совершенно не зная, что делать дальше.
Внезапно Аленка услышала где-то в коридоре металлический лязг, а затем шаги и голоса.
— К Савченко? Это сюда…
Сообразив, что кто-то идет к ней, Аленка снова быстро засунула ноги в сапоги, застегнула молнии и вскочила, неподвижно ожидая, пока шаги приблизятся.
Дверь камеры открылась, обозначив в проеме на фоне тусклого света мужскую фигуру. Аленка узнала и не сразу поверила своему счастью.
Владимир некоторое время вглядывался в темноту, а затем шагнул внутрь.
— Алена! — позвал он.
Вместо того, чтобы откликнуться, девушка сделала несколько шагов навстречу, и Владимир, обернувшись на звук ее шагов, разглядел наконец нечеткий силуэт.
— У вас десять минут, — напомнил голос из коридора.
Дверь закрылась, и снова стало почти совсем темно. Но глаза Володи быстро привыкали к темноте. Он бросил что-то на лежак и Аленка, только сейчас заметившая, что Владимир пришел не с пустыми руками, удивленно спросила:
— Что там?
— Тебе одеяло, — пояснил Владимир. Он не стал вдаваться в подробности и рассказывать, каких трудов стоило добиться, чтобы ему разрешили принести Аленке такой 'гостинец'.
А девушка обрадовалась несказанно. Теперь у нее появился шанс заснуть этой ночью. Раскинув руки, она вдруг обняла Володю за шею:
— Спасибо тебе огромное!
— Да не за что, — просто ответил Володя. — Как тут, не обижают тебя?
— Да нет, — жалобно пробормотала девушка. — Меня раньше обидели, когда сюда привели. А теперь уже не обижают.
И тут ее словно прорвало.
— Володя, как же так! Я же только как свидетель, а они что… говорят будто я все знала! И помогала. Я же нечаянно, честное слово! Я понятия не имела! Ты же мне веришь, правда? Ты же знаешь, что я не вру! А вот этот доктор врет. И ему почему-то верят. А мне не верят, хотя я говорю правду. Это же не честно, не правильно! А если мне так никто и не поверит?!
В глазах Алены уже стояли слезы. Владимир мягко обнял ее за плечи:
— Все будет хорошо, Аленушка. Все будет хорошо.
— Правда? — всхлипнула она.
— Правда, правда.
Аленка смахнула с ресниц выползшую таки слезинку. И, уткнувшись в плечо этого человека, с недавних пор ставшего таким родным и близким, тихонько произнесла:
— Знаешь, Володя, а я все-таки немного боюсь… Но ты прав. Они поймут, что я ни в чем не виновата, и все обойдется.
Алена уговаривала так в первую очередь саму себя. Боялась она далеко не 'немного', но все же верила, что в конце концов справедливость должна восторжествовать. В голове попросту не укладывалось, что ее могут признать виновной, приговорить к заключению… Нет, о таком нельзя даже думать. Алена сама не заметила, что непроизвольно все сильнее прижимается к Владимиру, словно ища у него защиты не только от всех напастей, но и от дурных мыслей. А когда вдруг осознала это, вздрогнула и робко подняла голову. Ее глаза различили в темноте напряженное лицо Владимира.
Она хотела что-то сказать, но в последний момент мысли разбежались, и Аленка промолчала. Она просто стояла, глядя на Владимира широко открытыми глазами. Он ласково провел пальцем по ее приоткрытым губам, которые Алена тут же нервно облизнула. А когда лицо Владимира оказалось совсем близко, замерла в трепетном ожидании, а потом просто ответила на поцелуй. Владимир целовал ее нежно- нежно. И Алена уже поняла, что наверное давно ждала этого. Теперь ее даже не беспокоило, что в окошко на двери камеры за ними скорее всего подглядывают.
Когда Владимир отстранился, чтобы заглянуть ей в глаза, Алена блеснула на него немного пьяным взглядом, а затем мягко уронила голову ему на грудь. Владимир наклонился и, зарывшись лицом в пушистые локоны, прошептал у самого ее уха:
— Я люблю тебя.
Она не сказала ничего. Владимир лишь почувствовал, как на мгновение вдруг напряглось и замерло ее тело, а затем пальцы Алены сильнее впились в его плечи.
Глава 37
— Ваше время вышло!
Голос из-за двери заставил их обоих встрепенуться. Владимир крепко сжал девушку в своих объятиях и осторожно отпустил, придерживая за плечи, потому что стоило ему отступить, Аленку качнуло. Но в следующее мгновение, когда дверь с лязгом и скрипом отворилась, девушка уже твердо стояла на ногах.
Они расстались, наскоро попрощавшись, почти без слов. Когда стихли шаги в коридоре, Алена быстро расстелила одеяло, скинула сапоги и закуталась, словно гусеница, собирающаяся превратиться в бабочку. Но едва умостившись на лежаке, Алена почувствовала, как сжимают грудь рвущиеся наружу слезы. И, накрыв углом одеяла голову, заплакала. Вовсе не потому, что жалела себя, оказавшуюся после стольких опасностей и треволнений в камере следственного изолятора. Просто душу ее переполняло сейчас такое огромное счастье, что рядом с ним все неприятности на время показались пустяком, не заслуживающим внимания.
Аленка просыпалась несколько раз, сначала в предрассветных сумерках, потом ранним утром, когда рассеянный свет только пробрался в обнаружившееся под потолком маленькое узкое окошко. Девушка все- таки замерзла, а потому, проснувшись уже в третий раз, поднялась и натянула сапоги, решив, что пора приводить себя в порядок. Она долго не решалась позвать дежурного, но в конце концов естественные потребности заставили побороть смущение. Когда в окошко на двери заглянула чья-то физиономия, Аленка заявила:
— Мне надо в туалет.
Без дальнейших расспросов дверь открыли, и дежурный, оказавшийся довольно молодым парнем с заспанной опухшей физиономией повел Алену по коридору, слегка подталкивая в спину.
Вернувшись в камеру, Аленка чувствовала себя уже несколько уверенней. Она успела умыться и даже немного пригладить волосы. Немного мерзли ноги. Колготки, порванные при падении перед зданием суда, Аленка сняла и выкинула, прежде чем идти в зал. И теперь несмотря на теплые сапоги, голые коленки мерзли, а юбка была недостаточно длинной, чтобы прикрыть их полностью.
Ожидая пока за нею придут, девушка ходила по камере, поглядывая на серенький прямоугольник окна под потолком. Выглянуть в него она не могла — слишком высоко.
Время тянулось очень медленно, как всегда, когда к томительному ожиданию присоединяется вынужденное безделье. Солнце тем временем уже поднялось достаточно высоко и светило вовсю. Алена волновалась все больше и больше. Наконец она осмелилась снова позвать дежурного.
В окошко заглянул уже другой человек, не тот, что был рано утром. На вопрос Алены 'Который час?' он ответил: 'Начало десятого'.
Ошеломленная, Алена отошла от двери. Она внезапно поняла, что за нею не придут. Слушанье уже началось, а она весь день, все время, пока будет идти слушанье, просидит здесь. Одна и без какого-либо
