стену, отец Гарианны, каменщик, спрятал ее в груде камней позади своей мастерской. Она провела там весь день, оцепенев от ужаса, слушая крики умирающих. Люди, которых она любила, молили о пощаде. Старики, женщины, мужья, жены, отцы и дети. Священники, купцы, повитухи, лекари, учителя. Ночь она встретила в своем убежище, но уже не одна. Голоса, не желавшие уходить, наполнили ее голову и кричали, не умолкая.
— Вы, должно быть, меня ненавидите, — после недолгого молчания сказал Скилганнон.
— Я ни к кому не питаю ненависти, Олек. Ненависть из меня выжгли давным-давно. Однако я еще не досказала историю Гарианны. Не стану говорить об ужасах, пережитых ею, когда наашаниты взяли ее в плен. Сюда ее привезли в безнадежном, казалось бы, состоянии. Мы сделали все, чтобы вернуть ей хотя бы подобие рассудка. То, что ты видишь теперь, — это плод величайших наших усилий. Потом она сбежала и каким-то образом попала в сети Старухи.
Старуха сумела придать смысл ее жизни. Дала ей цель, достижение которой обещало новую жизнь. Гарианна верит, что призраки обретут покой, когда будут отомщены. Когда умрет Проклятый.
— Это правда? — спросил он.
— Если бы я знала… Если призраки настоящие, то так, возможно, и будет. Я никогда не верила, что месть способна даровать кому-то покой, но я ведь и призраком никогда не была. Если девушка просто не в своем уме, то исполнение заветной цели может ее исцелить. Все это сомнительно, но возможно. И если ты убьешь ее, то лишь подтвердишь еще раз прозвище, которым тебя наградили.
— Богатый выбор, что и говорить. — Скилганнон встал и поднял ножны с мечами. Надев их на себя, он поклонился Устарте: — Спасибо, что уделили мне время.
— Эти мечи выкованы злом, Олек. В конце концов они погубят твою душу. За Пераполис они ответственны не меньше, чем ты.
— У меня и так мало надежды победить Бораниуса. Без Мечей Дня и Ночи ее не останется вовсе.
— Тогда не выходи с ним на бой. Не в моей власти вернуть тебе Дайну, но у других такая власть есть. Формула ее жизни заключена в локоне и кусочке кости, которые ты носишь на себе, и есть те, кто способен разгадать эту формулу. Они же вернут душу Дайны из загробного мира и вселят ее в новое тело.
— Где же мне искать этих кудесников?
— Думаю, за Кайдорскими землями или в глубине надирских степей. Я верю, что Храм Воскресителей существует. Тому есть много доказательств. Забудь о Бораниусе, забудь о Гарианне. Тогда твой поход по крайней мере будет совершенно свободен от своекорыстия.
— Но в этом случае я должен буду бросить Друсса и Диагораса, а этого я не могу. Что вы скажете об Орасисе, друге старого воина? Возможно ли вернуть ему человеческий облик?
Устарте сняла перчатку с одной руки и отвернула рукав шелкового платья. Рука ее обросла мягким золотистым мехом, на пальцах блестели когти.
— Если бы это было возможно, я первым делом помогла бы себе. Ступай теперь, воин. Я хочу поговорить с Легендой.
В здании крепости было тридцать три окна и три двери. Надирский шаман Нигор, прежде чем улечься на свой соломенный тюфяк в верхних покоях, обошел их все. Чары, охраняющие главный вход, подкрепить было проще всего: над этой дверью шаман повесил древнюю реликвию — высохшую руку Хитун-Шака. Ветхие кости до сих пор хранили в себе силу легендарного чародея. Окна отнимали больше времени и усилий. Все они — как широкие отверстия, так и амбразуры для лучников — требовали ежедневного возобновления чар, подкрепленного каплей крови Нигора. Он уже исколол себе все ладони, и ранки донельзя раздражали его.
Несколько дней он пользовался кровью глупой женщины, которую привез в крепость Железная Маска, но потом наашанит вышел из себя и убил ее. А жаль. Он мог бы оставить ее в живых хотя бы до тех пор, пока у Нигора не подживут руки. Девочка тоже подошла бы, но Железная Маска и слышать об этом не желает. Он хочет сохранить ребенка в целости, пока не возьмет в плен Друсса — тогда он убьет ее на глазах у Легенды. «Вообрази только, как это сладко, — говорит он. — Друсс Непобедимый, Мастер Топора, Скельнский Победитель — представь себе, как он, закованный в цепи, смотрит на смерть девочки, которую пришел спасти! Это сведет его с ума». — «Лучше бы ты убил его сразу, повелитель», — ответил на это Нигор, а Железная Маска сказал: «Тебе недостает тонкости».
Это верно, недостает. Нигор не получает удовольствия от страданий других людей. Смерть — иное дело: всякий, кто ищет знания, вынужден прибегать к ней. Теперь, в шестьдесят один год, Нигор приблизился к тайнам, которые столько лет стремился разгадать. Он овладел смешением, труднейшим из ритуалов древности. Следующей ступенью за созданием зверолюдов должен стать секрет омоложения. Шаман уже раскрыл бы его, если бы не Старуха, всеми средствами пытающаяся его погубить. Он чувствует ее и теперь: она пробует его чары, ищет брешь в его обороне.
Нигор знал, однако, что она делает это не из ненависти к нему самому. Ее истинная цель — Железная Маска, а Нигор — всего лишь препятствие у нее на пути. Тут есть над чем задуматься. Если шаман бросит Железную Маску, Старуха скорее всего оставит его в покое, но откуда он тогда возьмет золото, чтобы осуществить свои мечты? В степи ему путь заказан. Шаман Ульрика, Носта-хан, убьет его, как только он ступит на надирские земли.
Так он и жил, между молотом Старухиной ненависти и наковальней честолюбия Железной Маски.
Нигор поднялся на следующий этаж и возобновил защиту на окнах. Ранки на правой руке жгло, как огнем.
Стоя у амбразуры, он посмотрел на звезды. Ему вспомнилась вдруг его женщина, Раэша, и шаман вздохнул. Только после ее смерти он понял, как сильно к ней привязался. Железная Маска приказал ему убить королеву-колдунью, и Нигор вызвал для этой цели демона — дело обычное и не слишком трудное. Сосудом для чародейства служила ему Раэша. Кто же знал, что Старуха окружила королеву могущественными оберегающими чарами? Демон наткнулся на них, повернул назад, ища крови, и вырвал сердце из груди Раэши. Нигор содрогался, вспоминая об этом.
Друсс и его спутники тоже ограждены чарами, поэтому Нигор не может их выследить. Попытка разделаться с Друссом обычным оружием тоже провалилась. Нигор думал о Друссе с тревожным чувством. Невозможно представить себе, чтобы одинокий, стареющий воин вторгся в крепость, имеющую множество защитников, и все же… В Друссе есть что-то несокрушимое, что-то почти нечеловеческое.
Нигор взошел на укрепленную кровлю и освежил чары на двух располагавшихся там дверях. Этого хватит на три дня, но он для пущей надежности вернется сюда через два.
Спускаясь вниз, он чуть на наступил на большую черную крысу, выругался и прошел к себе.
Крыса, шмыгнув в нору, выбралась на кровлю, пробежала вдоль укрепленной стены и через другую дыру пробралась на чердак. Найдя у балки клочок просмоленного войлока, она принялась теребить его зубами, прогрызла отверстие и протиснулась внутрь. Там на перекрещенной дранке валялись несколько дохлых крыс.
Черная оттащила в сторону один из трупов и взялась за дранку, отгрызая кусочки дерева.
Она трудилась неутомимо, пока сердце не отказало и она не упала мертвая. Вскоре после этого появилась еще одна черная крыса и стала грызть дерево в том же месте.
Наконец снизу пробился тоненький лучик света. Крыса поморгала, потрясла головой, принюхалась и юркнула прочь.
Джаред вернулся в комнату, где ждали другие, и повалился на стул. Гарианна обняла его за плечи и поцеловала. Диагорас, ежась, почесал свою троезубую бородку.
— Ты чего, парень? — спросил его Друсс.
— Ничего, все прекрасно. Лучше и быть не может.
— Можно подумать, что у тебя скорпион в сапоге.
— И с чего бы, спрашивается? Что с того, если этот храм, как выяснилось, населяют одни Смешанные? Почему это должно меня волновать?
— Они нам ничего плохого не сделали, — засмеялся Друсс. — Наоборот.
— До поры до времени. Они звери, Друсс. У них нет души.
— Я спорить никогда не умел и теперь не стану.
