– Среди норвинов на побережье вспыхнула болезнь. Лихорадка и обесцвечивание кожи. Умер каждый шестой.
– Мы слышали. Ты был за морем на этот раз?
– Да. Я ездил на родину.
– Они все еще сражаются?
– Не дома. Их армии двинулись на запад. Они покорили многих соседей.
– Зачем? – удивился Каласайн.
– Создают империю.
– Зачем? – снова спросил паромщик.
– Наверное, чтобы всеми править. Разбогатеть за счет других. Не знаю. Может быть, им просто нравится воевать.
– Тогда они глупцы.
– Руатайн не воссоединился с Мирней? – спросил Бануин, желая сменить тему.
– Нет. С другой стороны, прошло шесть лет, а он так и не отрекся от нее. Странный человек. Совсем стал невеселый, редко улыбается и никогда не смеется. Люди обходят его стороной. Он поспорил с Наннкумалом-кузнецом и ударил его так сильно, что тот проломил загородку спиной. Почему они с женой разошлись? Она что, была ему неверна?
– Не знаю, – пожал плечами Бануин. – Так или иначе, это печально для них обоих. Они мне нравятся, хорошие люди…
– Они риганте, – улыбнулся Каласайн. – Мы все хорошие. Добро пожаловать домой, Иноземец.
Через четыре часа, когда заходящее солнце окрасило вершины гор алым огнем, Бануин поднялся на последний холм и увидел деревню Три Ручья. На сердце стало легко, стоило увидеть дома и фермы, мостики через ручьи, пасущийся скот. И огромный дуб в центре поселения, называемый Старейшим Древом. Его нижние ветви были увешаны фонариками.
«Дома, – подумал Бануин, наслаждаясь этим словом. – Я дома».
Коннавар любил лазить по деревьям и теперь, сидя на верхних ветвях Старейшего Древа, пытался разобраться в том, что было недоступно его пятнадцатилетнему разуму. Он любил Руатайна и мать, и его очень огорчало, что родители по-прежнему живут порознь. Мирия оскорбила Большого Человека, несправедливо обвинив его в подлости. Она знала, что не права, однако гордость не позволяла ей извиниться. Конн был уверен, что мать понимает свою ошибку, но не сделает ничего, чтобы примириться с мужем. Это казалось юноше очень глупым. Иногда по ночам он слышал, как Мирия тихо плачет, стараясь заглушить звук рыданий мягкой вышитой подушкой на кровати, сделанной Руатайном. Коннавар ее не понимал. Всю жизнь она была холодна с мужем, а теперь горевала, будто у нее умер ребенок. И все же, несмотря на свои страдания, не могла заставить себя признаться, что была не права.
Большой Человек тоже изменился. Он стал угрюмым и гневливым. Вспоминая драку с отцом Гованнана, Наннкумалом, Конн поежился. Юноша шел с Руатайном и Браэфаром, и кузнец неожиданно вышел им навстречу. Между ним и отцом не было большой любви, потому что история разрыва началась с Наннкумала, который рассказал Гованнану об отце Конна. Кузнец был крупным человеком, хорошо сложенным, с массивными мышцами.
– Держи мальчишку подальше от моей кузницы, – сказал он, указывая на Коннавара.
– Почему это? – Руатайн посмотрел на него в упор.
– Потому что он вор! Украл у меня гвозди.
– Неправда! – Конн, сжав кулаки, шагнул к кузнецу, но Руатайн остановил его.
Наннкумал презрительно усмехнулся.
– Они исчезли после того, как ты вертелся тут возле моей дочери… Держи своего парня подальше, – снова обратился он к старшему мужчине. – Если я его здесь застукаю, уши оборву.
– Уши оборвешь? – угрожающе спокойным голосом спросил Руатайн. – Ты угрожаешь моему сыну при мне? Тебя нельзя назвать мудрым человеком, Наннкумал.
– Он не твой сын, – грубо ответил кузнец. – Он выродок труса!
Воин шагнул вперед. Его противник вскинул руку, чтобы защититься, но удар был слишком быстрым. Правая рука Руатайна врезалась в челюсть кузнеца, и тот отлетел в сторону, упал на забор. Наннкумал попытался подняться, но снова рухнул на землю. Несколько людей собрались, чтобы посмотреть на драку, которая уже закончилась. Руатайн подошел к лежащему человеку и перевернул его носком сапога. Глаза кузнеца были открыты. Большой Человек холодно сказал:
– Отец Коннавара отправился на бой и сражался спина к спине со мной целый день. Тебя я там что-то не видел, ты вроде животом маялся… Собственно говоря, кузнец, я никогда не видел тебя в битве, так что не спеши обвинять других в трусости.
Воспоминание доставляло Коннавару некоторое удовольствие, но и боль тоже. Наннкумал заслужил удар. Он знал, что Конн ничего не крал, просто был недоволен дружбой юноши с его дочерью, Ариан.
Ариан… Со времени драки она избегала товарища, а Конну не хватало ее общества, улыбки и аромата золотых волос. Закрыв глаза, он припомнил день в начале весны, когда гнался за ней. Ариан, ее сестра Гвидия и другие девушки из деревни собирали цветы на краю леса. Коннавар гулял неподалеку и случайно их увидел. Ариан, приподняв подол желтого платья, переходила быстрый и мелкий ручей. Конн поприветствовал ее. Она наклонилась и обрызгала его водой. Он хотел подойти к ней, смеясь, но девушка выскочила из ручья и побежала к лесу. Он последовал за Ариан и поймал за талию. Они упали в траву.
– Зачем ты меня обрызгала? – спросил Конн.
– Чтобы остудить пламя в твоих глазах, – ответила Ариан. Он обнимал ее правой рукой. Солнце ласкало