— Потому что ты такое же чудовище, как и она.
— И то сказать, — признал он беззлобно.
— Если ей это так уж нравилось, с чего она вдруг приказала тебя убить?
— Милые бранятся... Обычное дело. Такое случается каждый день.
Вопреки легкомысленному тону она увидела страдание в его глазах и пожалела его, но тут же и рассердилась.
— Я не ее сторонница, но надеюсь, что это ее желание будет исполнено. Ты злой, и мир без тебя станет лучше.
— Твоя правда. — Он отошел и сел на коня.
Аскари последовала за ним. Скилганнон и Харад стояли поблизости.
— Думаю, мы еще встретимся, — сказал Декадо.
— Друзьями или врагами? — спросил Скилганнон.
— Кто знает? Если вы идете на север, то впереди у вас много солдат и джиков. Это авангард основных сил Вечной. Скоро состоится решающее сражение с Агриасом. Джиана хочет покончить с войной по эту сторону моря. — Сказав это, Декадо повернул коня и уехал.
— Он мне не нравится, — заявил Харад.
— Он сам себе не нравится, — сказала Аскари, — и это доказывает, что он способен верно судить.
— Все равно я рад, что он оказался здесь, когда Тени напали, — с улыбкой произнес Скилганнон. — О чем вы с ним говорили?
— О Джиане. Я сказала, что мы с ней только внешне похожи. — Аскари посмотрела в сапфировые глаза Скилганнона. — Ведь правда?
— Не могу ответить на это так, как тебе хочется. Когда я впервые встретился с ней, она была точно такая же. Храбрая, даже бесстрашная, верная друзьям и красивая. При этом самостоятельная, с умом острым и независимым. Мы с ней говорили о том, как изменим мир. Она обещала, что, став королевой Наашана, превратит эту землю в сад, где все граждане будут жить мирно и благополучно. Это было ее мечтой.
— Отчего же она так изменилась?
— Оттого, что сделалась королевой.
— Не понимаю.
— Я тоже не сразу понял. В большинстве своем люди подчиняются законам своей страны по очень простой причине. Если человек нарушит закон, он за это поплатится, и мысль о расплате удерживает его от дурных деяний. Это древнейший принцип. Убьешь кого-нибудь, и тебя самого убьют. Вздумаешь грабить, и тебе отрубят руку или выжгут клеймо на лбу, а то и повесят. Но что будет, если ты сам и есть закон, если твои действия не обсуждаются, а решения принимаются безоговорочно? Если тебя окружают люди, согласные с каждым твоим словом? Ты уподобляешься богу, Аскари. Отсюда до тирании один лишь маленький шаг.
— Я бы такой не стала. Я знаю разницу между добром и злом.
— Я тебе верю. Если бы Джиана выросла здесь, в горах, она говорила бы точно так же. Ты в отличие от нее не жила при двуличном дворе, и твоих родителей не убивали изменники. Тебе не пришлось вести жестокие войны, чтобы вернуть себе свое королевство. Я не защищаю женщину, которой она стала, но слишком просто было бы представить ее дьяволом в образе человеческом или чудовищем.
— Потому что ты любишь ее? — в новом приступе гнева спросила она.
— Возможно. Но я сделаю все, что в моих силах, чтобы отнять у нее власть, даже если это приведет к ее смерти. Большего я не могу обещать.
— Большего никто и не вправе требовать, — смягчилась она.
Ужас этого дня не отпускал Ставута. Он липнул к нему, как его собственная пропитанная кровью рубашка. Ставут ушел от стаи, желая побыть один. Солнце закатывалось на кроваво-красном небе. Достойный закат для такого дня. Цвет ярости.
Слезы набегали на глаза, катились по заросшим щекам. Он смахнул их, и рука стала красной. Этот день на всю жизнь останется в его памяти как День Зверя. Он никогда его не забудет, ни единой его жуткой подробности.
Стая бежала несколько часов кряду ровным, пожирающим мили аллюром. Перед грядой лесистых холмов Шакул остановился.
— Что там такое? — спросил Ставут.
— Был бой, — сказал Шакул. Все остальные звери принюхивались, задрав головы. — Много крови, — добавил Шакул.
— Веди, — приказал Ставут.
Шакул побежал вверх по склону, где густо росли деревья. Стая следовала за ним. Скоро перед ними открылась поляна, усеянная телами. Ставут, сойдя со своей петли, первым делом увидел Киньона с размозженной головой. Молодого лесоруба Арина пригвоздила к дереву сломанная пика. Его жена Керена лежала с задранной юбкой. Солдаты надругались над ней, а потом перерезали горло. Других женщин перед смертью постигла такая же участь. В живых не оставили никого.
— Четыре джика, — сказал Шакул. — Стояли вон там.
— Что?
— Мы уходим?
