монаха сорвали синюю рясу, привязали его к кольям и стали складывать костер между его разведенными в стороны ногами. Несчастному предстояло умереть мучительной смертью.
Дикарские забавы надиров не касались Скилганнона. Он уже собрался уехать, но тут вспомнил о Друссе-Легенде и его железном кодексе. Старина Друсс нипочем не бросил бы этого человека в беде. Защищай слабых от зла сильных
Надиры, завидев его, оставили пленника. Скилганнон подъехал, перекинул ногу через седло и легко соскочил наземь.
— Чего тебе? — спросил один из надиров на западном наречии, а потом сказал другим по-надирски: — За этого коня нам дадут много серебра.
— Ничего ты за него не получишь, — ответил удивленному разбойнику Скилганнон. — Все, что ты можешь здесь получить, — это смерть. Выбирай, надир. Ты можешь уехать отсюда и наплодить еще больше косоглазых детишек. Можешь остаться, и тогда воронье выклюет тебе глаза.
Надиры расположились полукругом, и крайний левый, выхватив нож, кинулся на Скилганнона. Меч Дня сверкнул на солнце, кровь забила из страшной раны на шее надира. Все остальные тут же бросились на врага — и погибли, только вожак отскочил назад с отрубленной ниже локтя рукой. Из рассеченных артерий хлестала кровь. Надир рухнул на колени, тупо уставясь на свой обрубок, и попытался зажать его левой рукой. Скилганнон, не глядя больше в его сторону, перерезал веревки и освободил пленника.
— Ты не ранен? — спросил он.
Монах потряс головой и подошел к искалеченному надиру.
— Позволь мне перевязать твою рану. Может быть, нам удастся спасти тебе жизнь.
— Оставь меня, гайин, — огрызнулся тот. — И пусть твоя душа сгинет в семи преисподних.
— Я хочу помочь тебе, вот и все. За что ты меня проклинаешь?
— И ради этого червяка ты меня погубил? — сказал надир, злобно глядя на Скилганнона. — В этом нет смысла. Убей меня и освободи мой дух.
Скилганнон, не отвечая, подал монаху его одежду, посадил позади себя на коня и уехал.
Ночевали они под открытым небом, не зажигая огня. Монах, кутаясь в свою рваную рясу, смотрел на звезды и трясся.
— Не хочу, чтобы эти люди были на моей совести, — сказал он.
— При чем тут твоя совесть, парень?
— Они умерли из-за меня. Если бы ты не пришел, они были бы живы.
— Неправда твоя, — засмеялся Скилганнон. — Люди умирают все время — одни от старости, другие от болезней, третьи оттого, что оказались не в том месте в неподходящее время. Ты в этом не виноват точно так же, как и в смерти твоих мучителей. Ты служитель Истока, верно?
— Да.
— Вот и спроси себя — зачем в это время здесь оказался я? Быть может, это Исток послал меня, потому что не хотел твоей смерти. А может, это просто совпадение. Однако ты жив, монах, а те злодеи мертвы. Куда ты шел?
— Я не могу тебе ответить, — отвел глаза тот. — Это запрещено.
— Как знаешь.
— А ты что делаешь здесь, в этой ужасной пустыне?
— Пытаюсь сдержать обещание.
— Это хорошо. То, что обещано — свято.
— Я того же мнения. — Скилганнон развернул одеяла и бросил одно монаху. Тот благодарно накинул его на тощие плечи.
— Какое же обещание ты дал?
Скилганнон уже собрался сказать монаху, что это не его дело, но неожиданно для себя начал рассказывать о своей наашанской жизни и о смерти Дайны.
— И вот я ищу, — завершил он, прижав ладонь к медальону. — Это все, что осталось у меня в жизни.
Монах, ничего ему не сказав, улегся спать. Но наутро, когда Скилганнон стал седлать коня, заговорил:
— Я размышлял над тем, что ты сказал об Истоке. Думаю, что ты прав: тебя ко мне послал Он. И не только ради моего спасения. Я состою в учениках при Храме Воскресителей. Сейчас я иду туда и готов взять тебя с собой.
Судьба — странная вещь. Так и в Исток недолго уверовать.
Недолго.
Храм скрывали могущественные защитные чары, исчезнувшие лишь тогда, когда монах подвел Скилганнона к самым воротам. Скилганнон смотрел на то, что было раньше простым черным утесом, и видел в нем множество окон, а на вершине горы сверкал золотой щит.
Скилганнон воспрял духом. Наконец-то его мечта осуществится, и Дайна сможет насладиться недоданными ей годами жизни.
Теперь он вспоминал об этом с грустной улыбкой.
