бывают такие моменты, когда он не думает о будущем. И при этом решительно рвет с прошлым. Хотя потом об этом, скорее всего, сильно жалеет.
Сейчас Мясников думал о том, что если ему удастся дожить до утра, то он почти наверняка смирится с потерей антиграва. И начнет свою робинзонаду. Естественно, с мысли о том, как бы обустроить Туэнью. Человек ведь считает себя венцом творения, а потому не имеет привычки приспосабливаться к условиям окружающей среды, предпочитая, чтобы внешнее пространство перестраивалось в соответствии с его потребностями. В условиях современного мегаполиса это было возможно. И даже, скорее всего, разумно. В условиях дикой природы грозило гибелью. Однако к идее о полной безнадежности и бесперспективности подобного отношения к жизни нужно было еще прийти. И никто не обещал, что путь этот окажется коротким.
Семен ощущал себя как зверь, запертый в клетке. Заранее он уже прикидывал, с каким трудностями и лишениями ему придется смириться. Он даже мысленно составлял список, с чем смириться будет относительно легко, а с чем не просто. Например, Мясников даже и не подумал бы сокрушаться по поводу единовременного исчезновения всех средств массовой информации. А вот рисовой лапши, маринованного имбиря и самого обыкновенного майонеза ему будет здорово недоставать. Особенно в первое время.
Семен в очередной раз посмотрел на часы, грустно вздохнул и в первый, но, очевидно, отнюдь не в последний раз пожалел о том, что он не сликол. Обладай Мясников теми же экстраординарными способностями, что и эти маленькие мучнистые комочки, он бы перенесся на четыре часа вперед. К тому моменту, когда короткую туэньскую ночь сменит чуть более длинный инопланетный день.
День, в отличие от ночи, несет с собой новую надежду. День создан для созидания и труда. Для радости и веселья. Для того, чтобы заняться поисками пищи, в конце концов. Да, и для этого тоже. Семен, хотя уже часа полтора, как начал ощущать голодные спазмы в животе, не собирался отправляться на поиски пропитания на ночь глядя. День на диете еще никого не убил. За исключением тех, кто натощак решил ночью в лесу прогуляться.
Поскольку спать Мясников не хотел, да и опасное это было занятие, самое время было снова все как следует обдумать и разобраться, как же такое могло случиться? Ведь не первая же это была экспедиция для Семена. Далеко не первая! С какими только тварями не приходилось иметь ему дело. Казалось бы, пора уже было привыкнуть к тому, что порой они выкидывают такие коленца, от которых и черту бы тошно стало. Вот, помнится был случай…
Правда, следует признать, прежде посадочный модуль у Семена не угоняли.
Мысли приходили в голову, сменяя одна другую. Идеи спасения вспыхивали, как праздничные фейерверки и тут же гасли. Жалость к самому себе переплеталась с гордостью за умение сохранять спокойствие и здравый рассудок в любой ситуации. Мозг то ссыхался в вишневую косточку, то разрастался, как раковая опухоль, повсюду пуская метастазы…
Так вот что такое разум, понял Семен. Именно он заставляет человека мечтать о несбыточном и придумывать такое, что вообще не должно бы приходить в голову. Человек не властен над временем потому, что он слишком для этого умен. Он знает, сколько будет дважды два. Знает, сколько электронов в атоме водорода. Знает, что случится, если случайно провалишься в черную дыру. Знает, что сколько бы обезьян ни получило доступ в интерсеть, они не смогут путем случайного перебора клавиш воссоздать хотя бы строчку из «Гамлета». Вопрос: а зачем ему все это знать? Не лучше ли стать хозяином времени, как маленький комочек протоплазмы с Туэньи? Ведь, получив в свое распоряжение время, можно обрести вечность. И не вечный покой, а вечный восторг. Вечную радость бытия.
Стоила ли вечная жизнь того, чтобы отказаться ради нее от разума?
Все перемешалось в голове у Мясникова – вопросы и ответы, плюсы и минусы, доводы и опровержения, решения и последствия, правда, вымысел, иллюзия, реальность, бред… Да, собственно, кому какая разница! Соображения сиюминутной выгоды оборачиваются высшими идеалами в условиях, когда нет ни прошлого, ни будущего. Все плохое заканчивается, не успев начаться. А приятное длится вечно. Как сон. Как мечта о вечной жизни…
Семен уже забыл, какова была отправная точка его логических построений. Но вывод, к которому он постепенно подбирался, был очевиден. Настолько, что Семен в один миг забыл о нем, едва только на укрытой густыми, фиолетовыми сумерками поляне материализовался исчезнувший, казалось, навсегда посадочный модуль.
Сорвавшись с места, Семен подбежал к открытому люку и, ухватившись рукой за скобу, запрыгнул в антиграв.
Хлоп! – Ладонь припечатала клавишу аварийной блокировки люка.
Только после того, как упавшая сверху плита отделила пространство внутри антиграва от диких, первозданных джунглей Туэньи, Мясников почувствовал нервную дрожь, будто сильный озноб, сотрясавшую его изнутри. Это была запоздалая реакция на смертельную опасность, которой ему, по счастью, удалось избежать.
Все хорошо, мысленно принялся внушать себе Мясников. Все уже закончилось. Все позади. Все. Абсолютно все…
Семен подошел к пульту управления и опустился в кресло пилота.
В посадочном модуле кресло было не такое мягкое и просторное, как на корабле. Собственно, это было не кресло даже, а стул на высокой, вращающейся ножке, высокий и неудобный. Но Мясников умел мириться с временными неудобствами. Вернее, он предпочитал их не замечать. Быстро набрав код доступа, Семен включил предстартовый отсчет времени.
Забыв о прошлом, Мясников уже строил планы на будущее. У него на борту находились животные, обладающие способностью перемещаться во времени. И, самое главное, кроме него никто об этом не знал. А сам Семен пока еще не придумал, как лучше распорядиться этим чудом. Но у него еще будет время, чтобы не спеша, как следует все обдумать.
Включился двигатель антигравитационной тяги. Посадочный модуль оторвался от земли и стал плавно, медленно подниматься вверх.
На край поляны выбрался бараволг. Прыгая, будто наперегонки, к нему подскочила пара сликолов. Казалось, существа наблюдают за тем, как аппарат странной конструкции и непонятного назначения покидает их планету.
Поднявшись чуть выше макушек деревьев, антиграв на мгновение завис в одной точке. И вновь исчез. На этот раз вместе с Мясниковым.
– Что это было? – спросил один из сликолов.
– Кто его знает, – задумчиво изрек бараволг.
– Поиграем? – спросил другой сликол.
– Конечно.
И все трое разом, как в реку, нырнули в поток времени.
Что же нам после этого остается?
