караульными.
Капитана арестовали вмести с Хулиусом и через четыре дня повесили, так как у него не было высокопоставленных друзей. Хулиус же, вкладывавший часть прибыли в политическую карьеру кузена жены, который к тому времени уже занимал высокий пост в правительстве Джасарея, выкрутился. Работодателям была уплачена оговоренная сумма, а Хулиусу предложили пост верховного судьи в Гориазе. Сейчас вожделенное богатство было совсем близко, хотя значительная часть средств до сих пор отсылалась влиятельному родственнику Дарнии.
Теперь же, несмотря на богатство и необременительную работу, Хулиусу до смерти надоела Гориаза с бесконечными мелкими делами: супружескими спорами, нарушениями условий контракта, претензиями на землю и раздел территории. Он всем сердцем тосковал по обеденным залам и увеселительным заведениям Города, творящим чудеса шлюхам, божественным блюдам из кухонь самых разных народов.
Хулиус взглянул на список дел — еще одно слушание, и он сможет пойти к своей любовнице.
В новое здание суда вошли трое, поклонились возвышению, на котором сидел Хулиус в белой мантии судьи, и заняли свое место у правой из двух резных кафедр. Хулиус узнал гладиатора Свирепого и владельца цирка Персиса Альбитана. Между ними стоял молодой юноша-гат с золотистыми волосами и глазами разного цвета. Отворилась дверь в глубине комнаты, и вошел Кровавый Монах. Он не поклонился возвышению, а просто прошел к левой кафедре. Хулиус заметил удивление на лице Персиса Альбитана и почувствовал, как в животе нарастает комок.
Судья взглянул на лежащий перед ним документ и начал оглашать его содержание.
— Регистрация чужеземца Бэйна для участия в демонстрации военного искусства в цирке Оризис, — прочел он вслух.
— Кто ручается за этого человека?
— Я, — заявил Персис Альбитан.
— А кто свидетельствует его добрую волю?
— Я, — торжественно произнес Свирепый. Хулиус взглянул на Бэйна:
— А ты, Бэйн, клянешься уважать священные традиции мужества и…
— Я протестую, — заявил Кровавый Монах. По вискам Хулиуса побежал липкий пот.
— На каком основании, брат?
— На законном. Племенам гатов запрещено носить оружие за исключением тех случаев, когда они являются разведчиками и состоят на службе Городу.
— В самом деле, — произнес Хулиус, радуясь, что дело может быть разрешено так просто, — в таком случае…
— Бэйн не гат, — перебил Персис Альбитан, — он из племени ригантов и рекомендован мне капитаном караульной службы Оранусом из Ассии. Поскольку он ригант, то не подчиняется гатским законам.
Хулиусу стало дурно, и он озабоченно взглянул на Кровавого Монаха.
— Даже если так, — возразил монах, — этот человек — варвар, и любой честный гражданин должен считать ниже своего достоинства нанимать его в качестве гладиатора.
— Можно утверждать, что гладиаторские бои вообще ниже достоинства человека, — заявил Персис, — но это не противозаконно. Следовательно, я со всей учтивостью прошу, чтобы возражение было отклонено. Не существует закона, запрещающего гражданам Города нанимать чужестранцев, и доказательством тому — чужестранные гладиаторы прошлого и настоящего.
Хулиусу очень хотелось решить дело так, как желал монах, но все его решения записывались, и в данном случае исход дела основывался не на решении судьи, которое, в свою очередь, зависело от суммы взяток, а на законе Города. Хулиус на мгновение притих, его мозг лихорадочно работал, пытаясь найти способ угодить монаху. Тут не было ни тонкостей, ни требующих разъяснения неясностей. Дело предельно простое. Хулиус взглянул на толстое лицо Персиса. Нужно попробовать уговорить его.
— Думаю, что истинный гражданин Города согласится с желанием священного ордена Кровавых Монахов, — начал он. — Вы абсолютно правы, риганты находятся под юрисдикцией Камня, но ведь риганты — одно из кельтонских племен, и дух закона в этом деле должен быть определяющим.
Персис наверняка поймет, что он имеет в виду — никому не хочется привлекать внимание Кровавого храма. Хулиус взглянул на толстого владельца цирка и увидел, что его лоб покрылся испариной. Персис заговорил.
— Со всем уважением к судье, такого понятия, как дух закона, не существует, — проговорил он, — законы Камня составлялись умными, дальновидными людьми, среди которых был и настоятель храма Кровавых Монахов. Если вам кажется, что они допустили небрежность, вам следует немедленно уведомить об этом Совет. Моя сегодняшняя просьба, как уже было установлено, не является противозаконной, и я повторно вношу свое прошение.
В этот момент Хулиус понял, в чем состоит истинная прелесть скуки. Скучно бывает только тому, над кем не нависла опасность и кто ничем не рискует.
— Согласен, — покладисто сказал он, — давайте вернемся к чтению клятвы.
Кровавый Монах молча направился к выходу.
Хулиус Марани выслушал клятву, подписал необходимые бумаги, скрепил восковой печатью и встал со стула.
День был непоправимо испорчен, и Хулиусу расхотелось идти к любовнице.
«Стадион Оризис никогда еще не выглядел лучше», — думал Персис, прохаживаясь по свежему песку в центре арены. Целых две недели рабочие ремонтировали самые обветшалые секции и ярусы. Норвин ворчал — слишком много затратили средств. Стадион строился наспех около одиннадцати лет назад, в основном из дерева на каменных колоннах. Первый владелец цирка, Градин, человек, обладающий небольшим капиталом и огромными амбициями, не мог позволить себе обычную атрибутику: статуи, украшенные фресками места для знати, обеденные залы и общественные туалеты. На стадионе было лишь самое необходимое: арена двести футов в диаметре, окруженная восьмифутовой стеной, а над ней двадцать рядов сидении, расположенных ярусами. Сейчас сиденья уже потрескались и покоробились. Прикрыв глаза от солнца, Персис стал смотреть, как плотники работают над последней секцией. Новые сиденья блестели от льняного масла.
По песку к хозяину подошел Норвин.
— Ну, — протянул он, — ты еще раз сумел сделать себя нищим. Я закончил подсчеты. Если мы соберем три тысячи зрителей и получим прибыль, то, выплатив долги и половину зимней зарплаты гладиаторам, к весне снова будем нищими.
— До весны еще далеко, — бодро проговорил Персис. — Посмотри на стадион, Норвин, он давно не был таким красивым.
— Как семидесятилетняя шлюха с выкрашенными волосами и свежим макияжем. Экипаж уже ждет тебя, ты готов?
Персис взглянул на голубое и ясное небо. День стоял не слишком холодный.
Мы наверняка соберем много зрителей, — подумал он вслух.
— Ну, конечно же, мы соберем кучу народу, — проворчал Норвин, — вход бесплатный, а ты потратил уйму денег на глотателей огня, акробатов, жонглеров и еду. Придут все кому не лень! Они все равно бы пришли — ведь Палантес привез слона.
— Слона?! Вот что значит иметь настоящие деньги! Представь, сколько народу собралось бы, будь у нас слон?
Норвин покачал головой и улыбнулся:
— Ты хороший, добрый человек, Персис, и я люблю тебя, как брата, но тебе явно не хватает благоразумия. Слон очень быстро надоест. Если бы у нас он был, люди пришли бы взглянуть на него только раз, а потом мы продолжали бы его кормить за бешеные деньги. Подумай о расходах на дрессировщика, слугу и специальную клетку. Потом, когда кредиторы гнали бы нас, как бешеных волков, я заставил бы тебя продать зверя, но ты бы не смог, так как сильно к нему привязался бы.
— Правда, — согласился Персис, — но подумай, слон!
— Нам пора ехать, — заявил Норвин, — не то я найду дубину и как следует поколочу тебя.
Персис рассмеялся, и они прошли по песку к западному выходу, затем через темную оружейную и комнату хирурга и снова вышли на залитую солнцем улицу.
