Развесив переметные сумки, он вскочил в седло и выехал с фермы, даже не оглянувшись.
День выдался погожий, Бэйн ехал по холмам и долинам прямо на восток и часа через четыре подъехал к холму, за которым лежали Три Ручья. В лучах теплого весеннего солнца селение казалось таким мирным, будто здесь никогда не лилась кровь, не гибли люди. Холм пестрел желтыми цветами, и, приглядевшись, Бэйн заметил в цветах подкову и сломанный, уже начавший ржаветь меч.
Из леса, размахивая деревянными мечами и смеясь, выбежали три мальчика. Увидев Бэйна, они испугались, но он широко им улыбнулся и пустил лошадь галопом прямо в деревню. Проехав мимо огромного дуба, старейшего из деревьев, он направился к кузнице и вскоре услышал мерные звуки ударов молота по железу. Он спешился, привязал лошадь к забору и вошел в кузницу. Наннкумал смотрел, как его ученик бьет молотом по раскаленному железу. Увидев Бэйна, старик что-то сказал ученику и вслед за внуком вышел на залитый солнцем двор. Наннкумал промокнул платком пот на лысеющей голове и увидел переметные сумки Бэйна.
— Куда ты едешь?
— Собираюсь переправиться через море.
— С какой целью?
— Наверное, чтобы найти, эту цель, — пожав плечами, сказал Бэйн.
Наннкумал присел на длинную скамейку.
— Ты спас нашу деревню, парень. Люди этого никогда не забудут.
— Забудут они или нет, меня не очень волнует, — заявил Бэйн, присаживаясь рядом с дедом.
Наннкумал посмотрел в сторону:
— Я был несправедлив к тебе, Бэйн, и очень об этом сожалею.
— Сейчас это уже не важно, — отозвался Бэйн, — не стоит вспоминать.
Не все так просто. Я ведь очень любил Ариан. Она была славной девочкой, пока не умерла сестра. Маленькой Барии было всего пять, и они спали на одной кровати с Ариан. У Барии началась лихорадка, и однажды ночью ее сердце не выдержало. Проснувшись, Ариан нашла сестру мертвой. Так все и началось — она стала бояться темноты и одиночества. Когда на Конна напал медведь, она словно обезумела. Я пытался отговорить ее от брака с Кастой — они совсем не подходили друг другу, — но она была убеждена, что Конн умрет, и вцепилась в Касту, будто он был последним среди живых.
Старик вздохнул.
— Нам не стоит об этом говорить, — попытался остановить его Бэйн, — мама умерла, ничего не изменишь…
— Я говорю о тех, кто еще жив, — перебил Наннкумал, — о тебе и… Коннаваре.
— Не хочу ничего о нем слышать.
— Не хочешь, но я все равно скажу, а ты сам делай выводы. Уверен, ты всегда думал, что Коннавар взял твою мать силой. Это неправда. Ариан мне призналась, что соблазнила Коннавара, надеясь его вернуть. В глубине души она никогда не переставала его любить. Сидхи предупреждали Коннаваране нарушать данного обещания, иначе случится беда. Он дал слово молодой жене, что отвезет ее к озеру, а сам провел время с Ариан. Вернувшись, он обнаружил, что пока он забавлялся, жену убили. Он словно обезумел от горя и разрушил деревню убийцы, перебив всех жителей. В безумии он не пожалел ни женщин, ни детей.
Когда ты родился и Каста увидел твои глаза, он понял, что Ариан ему изменила, и выгнал ее из дома. Она вернулась сюда, а я пошел к Коннавару и рассказал ему о твоем рождении. Мы выпили вместе много браги, и он говорил о своем горе и любви к моей дочери. Многое из того, что он сказал, я никогда не решусь повторить. Но он говорил и о тех, кого он убил, и о том, что ему никогда не искупить свою вину. Я спросил, не думает ли он жениться на Ариан и признать тебя сыном, а он ответил, что желает этого всем сердцем. Он по-прежнему любил ее и каждую ночь думал о том, чтобы приехать к ней и взять сына на руки. Но он не мог, он сам придумал себе наказание: больше не жениться и не иметь детей. Он сказал, что никогда не приедет к Ариан, и сдержал слово. Вот и все. Он наказывал не тебя, Бэйн, а самого себя.
— Зачем ты мне это рассказал? Старик пожал плечами:
— Ты хороший парень с добрым сердцем, но я знаю, что ты ненавидишь Коннавара. Я думал, что хоть правда поможет вскрыть эту гноящуюся рану.
Бэйн поцеловал деда в щеку:
— Пойду попрощаюсь с Борной, Наннкумал поднялся:
— Мне пора в кузницу, не то парень спалит и ее и себя. — Они немного постояли молча, а потом Наннкумал пожал руку Бэйна. — Боюсь, мы уже не увидимся, — сказал он.
— Кто знает? Может, через год я вернусь.
Бэйн вскочил в седло и поехал к дому Ворны. У бывшего дома Руатайна он увидел Мирию, сидящую на крыльце, в руках она держала младенца. Она взглянула на Бэйна, и ее рука поднялась, будто она хотела помахать ему вслед, но Мирия не выдержала и отвела взгляд.
Ворны дома не оказалось. Бэйн прождал ее целый час, а затем поехал к Древу Желаний.
Коннавару не спалось. Как только он засыпал, его начинали мучить сновидения. Не то чтобы ему снились одни кошмары, но все без исключения сны были грустными. В молодости он казался себе бессмертным и вечным, как горы. Он думал, что пожилые люди вообще из другого мира. Теперь, дожив до сорока лет, Коннавар ловил себя на том, что совсем не понимает молодых. Он прекрасно знал, что однажды состарится и умрет, но противился этому всем существом, В молодости Конн думал, что вся жизнь впереди. Он вспомнил, как однажды Руатайн взял его с Браэфаром на север, продавать скот. Все мужчины говорили о дочери земли, жившей в том городе, о ее красоте и искусности. Увидев ее, мальчики были в шоке — она показалась им настоящей старухой, намного старше их матери, ей было изрядно за тридцать. Конн вспомнил, как он удивлялся, что эта женщина позволила такой красоте завянуть.
«Как глупо, — думал сейчас Конн, — никому не хочется, чтобы исчезали здоровье, сила и ум».
Коннавар сел. В палатке не было никаких удобств, и у него затекла шея, ломило поясницу. Он попытался потянуться и застонал от боли. С восточной стороны в палатку проникли первые солнечные лучи, позолотив все, что в ней находилось. Конн оглядел свои доспехи: кольчугу, нагрудник, шлем и клетчатую мантию, которую много лет назад сшила Мирия.
«Раз ты король всех кельтонов, живущих на этом берегу, то нельзя носить одежду цветов ригантов. Твоя одежда должна показывать, что ты выше конфликтов между племенами», — говорила она.
Впервые увидев накидку, Конн рассмеялся, такой она показалась ему нелепой, цвета кельтонских племен совершенно не сочетались! Теперь он думал иначе. Мирия оказалась права. Накидка превратилась в талисман, объединивший племена.
Конн налил себе воды. На него нахлынули воспоминания, он увидел своего отчима Руатайна. Гот стоял на берегу озера и обнимал за плечи безвременно умершего внука, названного в его честь. Конн окликнул его, но Руатайн не услышал.
Сидя в палатке в полном одиночестве, король Коннавар вспоминал собственную жизнь, радостные дни побед и горечь, когда его покинули Бануин, Таэ и, последним, Руатайн. Он очень любил Таэ, но далеко не так страстно и исступленно, как Ариан. Чувство вины не угасло даже по прошествии стольких лет. Таэ заслуживала лучшего отношения, но мужчина не может сказать: «Вот женщина, достойная любви, и я буду любить ее всем сердцем». Мужчина либо любит, либо нет, и третьего не дано.
Конн очень устал, и глаза закрывались сами собой. Бран, Гованнан и Оста просидели у него всю ночь, обсуждая стратегию, которую можно использовать против Джасарея. Бран разработал план битвы, он был хорош, но очень опасен. В центре риганты поставят пятнадцать тысяч бойцов народного ополчения, не имеющих профессиональной подготовки, а справа и слева — тяжелую пехоту. Оба фланга будут подкреплены Железными Волками и конными лучниками.
— Джасарей нападет на слабый центр, и мы сможем его окружить, — рассказывал Бран.
— Они долго не продержатся, — сказал Гованнан.
— Правильно, центр мы выстроим в форме дуги, так что фланги будут располагаться позади центра. Под натиском Джасарея центр начнет отступать, а тяжелая пехота под командованием Гованнана будет удерживать свои позиции. По мере отступления центра дуга превратится в полумесяц, и по моему сигналу левый и правый фланги сомкнутся. Железные Волки, разбив или разогнав вражескую кавалерию, нападут на Пантер с тыла.
