подозрения он знать не может. Или кое о чем сам догадывается?
– Конфидус, попрошу о своих предположениях никому не рассказывать. Все знают, что мы готовимся уходить морем.
– Я и не собирался на каждом углу об этом рассказывать – просто чтобы вы поняли: недомолвки в моем случае могут показаться неуместными.
– Уже понял. Поясняю: морем, или сушей, но вы пойдете с бакайцами. В случае нападения будете оказывать посильную помощь – никто от вас особого геройства не ждет. И собраться в путь нужно быстро – через день все должны быть готовы. Вашим людям придется бросить немало нажитого добра – не страшно: наживете еще. У вас это, как вижу, быстро получается…
– Дан, а вы знаете, почему мы оказались здесь?
– Вы о религиозных разногласиях с официальной церковью?
– Да нет, о чем там говорить… Я о плане Кенгуда Восьмого вернуть эту землю короне.
– Я не знаком с его планом, хотя метод исполнения мне показался несколько странным. Признаю, что использование ссыльных или беженцев вроде бакайцев – удачный ход, но без серьезной поддержки смысла в нем нет. А поддержки не было.
– Никто и не собирался нас поддерживать – просто отдали погани…
– Поясните. Вы обвиняете короля в том, что он сдал иридиан и бакайцев погани?
– Нет, что вы. У короля своя политика и свои соображения, но умышленно кормить погань он не станет. Все просто – иногда надо пожертвовать пальцем, чтобы сохранить руку. А если палец чужой, то совсем замечательно. А мы ведь чужие: бакайцы, давние грабители, любившие пощипать земли Кенгудов; иридиане, от которых воем воет святейший совет, угрожая отлучениями и проклятиями. Королю не жаль ни тех, ни других. Он не жесток – справедлив, и даже совестлив, – вот только свои люди ему дороже. А со своими не все ладно… Вам знакома прошлогодняя история про замок Мальрок?
– Нет. Я долгое время провел без новостей.
– Наследника старого барона на охоте ударило молнией. Совсем мальчик еще, оружия в руки не бравший, – смотрел с холма, как мужчины настигают загнанного оленя. Остался жив, но в себя не приходил. День за днем шли, а он так и лежал. Отец скрыл это от церковников – ведь в подобных случаях положен строгий надзор. Тело неразумное – лакомый сосуд для погани, тем более в пограничье: не зря там младенцев беречь приходится, – а ведь во взрослого тьма охотнее забирается. Так и вышло в Мальроке – опоганился поначалу наследник, а за ним и все семейство. Барон умом тронулся – не получалось больше детей иметь, вот и принял тьму, еще и братьев своих младших туда же затянул, и челядь. Кто противился – тех под нож пустили, демам ворота отворили. С ними уже сообща за округу взялись, – вот тогда все и всплыло, когда крестьяне побежали. Соседи, хватая их на своей земле, россказням простолюдинов не верили – назад беглых возвращали. Да только с концами: своих людей тоже теряли, которые к Мальроку уходили. Хоть там и пограничье, но положение у замка удачно для тьмы – уединенная долина в стороне от дорог. Вот и смогли долго в тайне темные дела сохранять. Когда король спохватился и послал маршала с армией, угодили солдаты в западню – мглы пережидать не стали, нахрапом пошли. Вот и встретили их перерожденные Мальрока с демами и помощью из погани. И получил Кенгуд Восьмой новую войну, как будто непрекращающейся битвы на границе ему мало было. Гнойник такой давить надо сразу, иначе получит погань новый край, и край удобно расположенный – на две стороны можно набеги делать. А как давить, если сил не хватает, особенно после такого поражения? А просто: начать дробить силы погани, ударяя там, где этого не ждут. Мы – один из таких ударов. Слабый удар, но хоть какое-то беспокойство для перерожденных. Теряются они, не понимая, где за них всерьез взялись, а где обманывают. Там укол, в другом месте укол – и набирается прореха, которой поганым уже не заткнуть. Кровью платить приходится великой за такое, не говоря уже о тратах казны, но если не заплатить, то втрое больше потом потеряется. Почему нас до сих пор не задавили? Да некогда ей на нас отвлекаться – Кенгуд не позволяет, щипая их в сотне мест сразу. Понимаете?
– Понимаю: лучшая защита – это нападение.
– Хорошие слова, надо запомнить. На смерть нас послали – никто ведь не отправит в сердце погани армию при маршале, если на границе такая беда приключилась.
– И что – сэр Флорис этого не понимал?
– Он бакаец – они на войне умом тронутые все. Или не задумывался, или… Он невероятно своеобразный человек был, хотя и хороший.
– Не думаю, что король будет сильно огорчен вашим возвращением. Вы достаточно долго продержались, и при этом больших сил на себя так и не отвлекли. Толку в выжидании практически нет – так зачем оставаться на смерть? Наш уход, возможно, гораздо эффективнее окажется, чем все это многомесячное ожидание подмоги.
– Могли бы погань до бешенства довести – отмолить здешнюю землю, да только паствы не хватает. А бакайцы без священника не способны ни на что. Предлагал сэру Флорису по зиме смириться и перейти в нашу веру, чтобы вместе отмаливать, да он уперся – все ждал церковников при маршале.
Отмаливать? Это что еще за суеверия? Первый раз вижу, чтобы оккупированные земли молитвами освобождали. С серьезным видом говорит, хотя поди пойми этих сектантов…
– Я так понимаю, вы по-прежнему боитесь королевского гнева?
– Боюсь… Боюсь, что самим придется держать ответ. Вы приказываете, чтобы мы быстро собрались и не стали в дороге обузой? Я могу попробовать, но мне будет легче, если все будут знать, что вы сами замолвите о нас слово перед Кенгудом Восьмым.
– Что именно вы хотите получить от короля?
– Ничего того, с чем ему жалко расстаться. Землю где-нибудь в приграничье – скудную и никому не нужную. Хорошо бы бакайцев туда же – хоть и варвары, но ужиться с ними можно, а без защиты трудно нам. Только не надо нас опять на смерть бросать: два раза за одну вину не казнят. Вот чего хотим.
– Хорошо, я попробую уговорить короля. Ага, так он меня и послушает…
– Он мудрый правитель и справедлив к тем, кто пострадал за королевство. Нас почти в два раза меньше уже стало – мы заплатили кровью. Отдых заслужен; и ни светский, ни церковный суд не должен нас осуждать за то, что мы сделали или не сделали.
– Да понял я, понял. Сколько вам надо времени, чтобы собраться?
– Все собрано. Прикажете если, то к полудню выступим.
– Удивительно – Арисат говорил, что вам на это и недели не хватит.
– Он умен для варвара, но до нас ему неблизко…
– А почему же вы из деревень людей не увели? Столько людей погубили…
– Зачем? Пока есть хоть какие-то жители в деревнях, они разоряют их и храма не трогают. Спрячем всех здесь – к утру пепелище останется. Мы не бакайцы – не выстоим. Вот и кормим погань кусочками, чтобы сохранить самое ценное.
– Жестоко…
– Мир вообще с нами неласков… Что ж, главное мы обсудили – пора бы и пообедать, а то мне уже неудобно перед гостем. Обещаю, что вам понравятся все блюда, – это хоть немного компенсирует долгое ожидание.
Так и знал, что этот тощий еретик не даст пожрать, пока всего важного не обговорим. Спасибо, что не пытается в свою веру обратить, – так есть охота, что могу согласиться.
– Верю: ваши люди, похоже, во всем мастера.
– Лучшие мастера, – епископ указал на мои ноги. – Сапог, гляжу, у вас нет еще?
– Завтра будут.
– Наш сапожник снимет мерку, и завтра у вас будут боевые сапоги от иридиан.
– Зачем мне две пары?
– Как оденете, то снимать не захотите, и будут бакайские без дела пылиться – сами убедитесь. А вот и обед! Еда здесь, кстати, оказалась на порядок разнообразнее, чем в Талле. И вкуснее.
Милейшие люди – не понимаю, почему бакайцы с ними общего языка не нашли. Или предрассудки мешают?
