повинуюсь.
– А будь твоим королем я?
– Спроси меня еще раз, государь, когда этот день настанет.
– Он настанет, Галеад. Придет весна, и он настанет.
Скажи-ка, – добавил он с улыбкой, указывая пальцем на отрубленные головы, – что ты думаешь об этих украшениях моего зала?
– Думаю, государь, когда придет весна, на них слетятся мухи.
– По-моему, ты узнал одну, если я не ошибся?
Галеад заморгал.
– Узнал, государь, и твой взгляд остер. – Он указал на истлевающую голову Меровия. – Я видел его один раз… когда мой отец побывал в Налии. Это… бывший… король.
– Он мог бы служить мне. Мне кажется странным, что человек предпочитает расстаться с жизнью в муках, вместо того чтобы наслаждаться ею среди богатства и всяких радостей. И ради чего? Все люди кому- то служат, даже короли. Скажи, Галеад, какой смысл бросать вызов неизбежному?
– Мне всегда говорили, государь, что неизбежна только смерь, а мы напрягаем все силы, ежедневно бросая ей вызов.
– Даже смерть не неизбежна для тех, кто служит мне усердно. И она не избавление для тех, кто мне противится. Не так ли, Меровий?
Полуразложившаяся голова словно сжалась на наконечнике копья. Рот разверзся в беззвучном вопле.
– Ты видишь сам, – мягко сказал Вотан, – бывший король согласен со мной. Скажи, Галеад, ты хочешь иметь меня врагом?
– Государь, жизнь воина редко согласуется с его желаниями. Как ты справедливо заметил, все люди подчиняются чьей-то воле. Я предпочел бы не иметь врагов, но жизнь не столь проста.
– Хорошо сказано, воин, – ответил король, повернулся и вновь воссел на троне.
Викторин и Галеад почтительно пятились, пока не оказались за дверями залы, а там повернулись и молча направились к своему жилищу. Войдя, Викторин рухнул в кресло и зажал голову ладонями.
– Он мог солгать, – сказал Галеад, – Нет. Зачем? Утер погиб. Британия погибла.
– Ты думаешь, Вотан станет королем?
– Как мы можем ему помешать? Уж лучше пусть его изберут и крови прольется мало.
– И ты намерен посоветовать такой выход?
– Ты можешь предложить другой?
Юноша собирался ответить, но тут он увидел, как Викторин мгновенно поднял ладонь, растопырив пальцы, которые тут же сжались в кулак. Знак разведчиков, означающий: молчи, враг близко.
– Нет, почтеннейший, мне кажется, ты прав, – сказал Галеад.
Теперь в ярком солнце нового утра Галеад встал с постели и вышел нагой к ручью позади их жилища. Он выкупался в прохладной воде, сбегающей в долину со снежных горных вершин. Освеженный, вернулся в комнату и оделся для дороги. В их посольстве было двенадцать человек, и они встретились для утренней трапезы в зале харчевни. Викторин, вновь в одежде военачальника – бронзовый нагрудник, кожаная в бронзовых бляхах юбка, – хранил молчание. Все легионеры уже узнали про смерть Утера, и настроение было самым мрачным.
Вошел мальчик-конюх и сказал Викторину, что лошади оседланы. Маленький отряд выехал из города, когда солнце поднялось из-за гор. Викторин поманил Галеада к себе, и белокурый юноша нагнал ветерана.
Они далеко обогнали остальных, а тогда Викторин придержал коня и повернулся к молодому меровею.
– Поезжай в Бельгику и сядь на корабль там.
– Но почему, почтеннейший?
Викторин вздохнул.
– Пошевели мозгами, юный принц. Может быть, Вотана обманули мои слова и вид побежденного, который я принял. А может быть, и нет. На его месте я позаботился бы, чтобы Викторин не добрался до берега живым.
– Тем больше причин оставаться вместе, – сказал Галеад.
– Ты думаешь, один лишний меч составит разницу? – оборвал его старый военачальник.
– Нет, – должен был признать Галеад.
– Извини, малый. Я раздражаюсь, когда меня замышляют убить. В Британии отыщи Прасамаккуса – он хитрый старый лис – и Гвалчмая. Оба могут дать дельные советы. Не знаю, кто взял начальство. Может быть, Петроний, хотя он старше меня на десять лет. Или Геминий Катон. Надеюсь, что Геминий: он хотя бы понимает войну и ее природу. Судя по виду барж, они будут готовы отплыть весной, так что есть время приготовиться. Думаю, высадиться они попробуют под Андеридой, но могут нанести удар и севернее. И там, и там у Вотана найдутся союзники. Провались Утер в Ад! Как он посмел умереть в такое время?
– А что будешь делать ты, почтеннейший?
– Поеду дальше обычным путем… но сверну с него, когда стемнеет. Митра сладчайший! Чего бы я не дал за десять былых легионов! Ты заметил римских легионеров во дворце Вотана?
– Да. Не слишком-то внушительный у них вид, правда?
– Ни шлемов, ни нагрудников. Я поговорил с одним юнцом: по его словам, войско постановило отказаться от них. Слишком тяжелы! И как Риму удавалось править миром!
– Страна сильна ровно настолько, насколько ей позволяют ее правители. Готы никогда не победили бы, если бы Вотан их не сплотил, и когда он умрет, они вновь затеют свары между собой.
– Будем надеяться, что умрет он скоро, – сказал Викторин. – Как только город скроется из виду, сворачивай на север – да окрылит Меркурий твоего коня.
– И пусть боги благополучно вернут тебя домой, почтеннейший.
Викторин промолчал, но снял плащ и положил на седло – по обычаю всех начальников конницы, когда они въезжали во вражеские земли.
– Если я не вернусь до весны, Галеад, зажги за меня светильник у алтаря Митры.
Кулейн стоял в центре Круга Камней, держа в руке свое серебряное копье.
– Ты уверен, что это разумно, мой друг? – спросил Пендаррик.
– Я никогда не был разумен, владыка-царь! – Кулейн улыбнулся. – Разумный человек знает пределы своего разума. Но я верю: моя судьба – противостоять злу Вотана. Возможно, моих мечей окажется мало, чтобы решить исход битвы. Но как знать? И узнаю я, только если попытаюсь.
– Я тоже выступлю против носителя тьмы, – сказал Пендаррик, – но на свой лад. Вот возьми, думаю, он тебе пригодится.
Кулейн протянул руку и взял золотой камешек величиной с воробьиное яйцо.
– Благодарю тебя, Пендаррик. Думаю, мы больше не увидимся.
– В этом ты прав, Владыка Ланса. Да пребудет с тобой Источник Всего Сущего.
Пендаррик вскинул руки и произнес Слово Силы…
9
Когда Откровение подошел к южным воротам Эборакума, город был в трауре. Часовой увидел, что седобородый путник – монах без оружия, если не считать длинного деревянного посоха, и посторонился, пропуская его.
– Король сейчас здесь? – спросил Откровение.
– Так ты не слышал? – спросил часовой, молодой ополченец, вооруженный только копьем, – Я был в пути три дня и никого не видел.
– Король умер, – сказал часовой. – Погиб от колдовства.
Позади Откровения столпились другие путники, и часовой махнул, чтобы он проходил. Выйдя из-под надвратной башни в лабиринт узких улочек, Откровение оказался во власти вихря воспоминаний: юный Утер, высокий, могучий в Каледонских горах, Кровавый король, возглавляющий атаку на вражеский строй. Мальчик и мужчина – полные жизни… Мучительная тоска овладела Откровением. Он ведь пришел сюда
