самый достойный сенатор за всю историю Рима!
Кормак сидел, слушая, и в нем медленно разгорался жгучий гнев. Всю свою жизнь он провел под гнетом страха – кары, унижения, отверженности. Эти цепи сковывали его с тех пор, как он себя помнил, но они распались в пламени его гнева. Всего лишь двое когда-либо любили Кормака Даймонссона – и обоих уже не было в живых. И откуда-то из самых его глубин возник новый Кормак и показал ему его жизнь по-новому. Мэдлин был прав: Кормак Даймонссон – не никчемность, не вечный неудачник. Он мужчина – и принц по праву рождения и по крови.
Его сердце исполнилось мощи, глаза засверкали новой силой.
– Довольно! – бешено крикнул Кормак, вставая. – Эта болтовня – ветер в листве. Только бесполезный шум. Мы здесь. И это место такое, какое оно есть. Так идемте!
– Из него получился бы хороший король, – шепнул Викторин Мэдлину, когда они пошли вниз по склону следом за Кормаком.
– Это отличное место, чтобы обрести высокомерную гордость, – согласился волшебник.
У подножия холма Кормак двинулся на орду теней.
– Прочь! – приказал он, и они расступились перед ним, открывая темный проход. И он пошел между ними, не глядя ни направо, ни налево, не замечая ни шипения, ни поблескивающих когтей. Потом вложил меч в ножны, устремив глаза на горы впереди.
Высокая фигура в черном нагруднике преградила ему дорогу. Лицо закрывал крылатый шлем, и видны были лишь глаза, горящие холодным огнем.
В руках – два коротких меча, юбка из черной кожи до колен, черные поножи. Черный воин стоял, чуть приподнявшись на носках, готовый напасть.
Кормак продолжал идти, пока не встал прямо перед ним.
– Обнажи свой меч, – сказал черный воин голосом, словно металлическое эхо под шлемом. Кормак улыбнулся, тщательно взвесил свои слова и произнес с непоколебимой решимостью:
– Только чтобы убить тебя.
– Да, меня убивали, но не такие, как ты.
Кормак отступил на шаг, и в его руке сверкнул меч Кулейна.
Воин замер, уставившись на меч.
– Откуда он у тебя?
– Он мой.
– Я не оспариваю твое право на него.
– А мне надоело пустословие. Посторонись или сражайся!
– Зачем вы здесь?
– Мы ищем Горойен, – ответил Мэдлин, выступая вперед, и встал между ними.
Черный воин вложил свои мечи в ножны.
– Этот меч дает тебе такое право, – сказал он, – но мы еще поговорим, когда Царица кончит свой разговор с тобой. Идите за мной.
Черный воин повел их через сухую долину к широкому входу, пробитому в горе. Там пылали факелы и стояли стражи с серебряными секирами. Они прошли в самое сердце горы и оказались перед массивной дверью, охраняемой двумя могучими псами. Не взглянув на псов, воин распахнул дверь. За ней оказалась круглая зала, устланная и увешанная дорогими коврами. Пышные занавесы, изукрашенные ширмы. Посредине на диване возлежала женщина дивной красоты. Золотые волосы чуть отливали серебром, короткая туника гармонировала с цветом голубых глаз, кожа у нее была матовой и удивительно нежной. Кормак судорожно сглотнул, а черный воин приблизился к дивану и преклонил перед ней колени. Она сделала ему знак отойти и подозвала Кормака.
Подходя к ней, он увидел, как она странно замерцала, превратилась в раздутую чешуйчатую жабу, всю в язвах, полуразложившуюся, а затем вновь в изящную красавицу, которую он только что видел. Шаг его замедлился, но он не остановился.
– Поцелуй мне руку, – приказала она. Он взял тонкие пальцы в свои и побелел: они вдруг вздулись и закопошились у него на ладони белесыми червями. Он подумал об Андуине и напряг всю свою волю, склоняя голову и прикасаясь губами к копошащемуся их клубку.
– Поистине смелый человек! – сказала она. – Как тебя зовут?
– Кормак Даймонссон.
– И ты сын демона?
– Я сын короля Утера, верховного короля Британии.
– Не то имя, чтобы обрести здесь дружбу.
– Он и мне не друг. Он преследовал мою мать, пока она не погибла.
– Да неужели? – Она перевела взгляд на Мэдлина в глубине залы. – А вот и мой старый друг Зевс.
Ты проделал длинный путь от Олимпа… такой длинный-длинный путь. Не могу выразить, какая радость свидеться с тобой! – прошипела она.
Мэдлин церемонно поклонился.
– Сожалею, что не могу сказать того же, – отозвался он.
Она вновь устремила глаза на Кормака.
– Сперва я намеревалась посмотреть, как ты извиваешься от боли, послушать твои страдальческие вопли.
Но ты пробудил во мне любопытство. А Горойен теперь так редко что-нибудь нежданно развлекает. Поэтому побеседуем, красавец принц. Скажи, зачем ты ищешь Царицу.
– Мне нужно взять приступом Башню, – ответил он просто.
– А почему это может заинтересовать меня?
– Да потому, что Вотан… Молек… твой враг.
– Этого недостаточно.
– Говорят, госпожа, что у него есть сила возвращать тех, кто следует за ним, в мир плоти и крови. И если власть над Башней перейдет к тебе, возможно, с ней ты получишь и эту силу.
Она вольнее раскинулась на диване. Кормака томило желание отвести глаза от этих мерцающих переходов от красоты к разложению.
– Ты думаешь, я не пыталась его победить? Так что ты способен предложить мне, чтобы попытка оказалась успешной?
– Сначала дозволь спросить, что мешает тебе захватить Башню?
– Сила Молека больше моей.
– А если бы его тут не было?
– А где же еще ему быть?
– В мире плоти и крови, госпожа.
– Это невозможно. Я была среди тех, кто покончил с ним в Вавилоне. Я видела, как Кулейн отрубил ему голову.
– И тем не менее он вернулся к жизни благодаря вот ему, Мэдлину. То же можно сделать и для тебя.
– Почему ты предлагаешь мне это, хотя самая твоя кровь вопиет от ненависти ко мне?
– Потому что мою любимую убили из-за Молека, и сейчас он держит ее душу в Башне.
– Но ведь это не все? Есть еще что-то, что привело ко мне Мэдлина… и этих воинов Утера.
– Он держит в цепях огня и душу короля.
– А-а! И ты хочешь, чтобы Горойен освободила Утера? Ты безумен. – Она подняла руку, и от стен залы отделились телохранители.
– Молек жив, – негромко сказал Кормак. – Теперь он называет себя Вотаном и намерен вторгнуться в Британию. Только Утер в силах остановить его. Если, когда это произойдет, ты будешь владеть Башней, разве душа Молека волей-неволей не явится к тебе?
Она сделала знак телохранителям не приближаться.
– Я обдумаю все, что ты сказал. Мэдлин! Присоединись к принцу и ко мне в моих покоях. А вы, остальные, можете подождать тут.
Около часа в покое Царицы, которая возлегла на устланном шелками ложе,
