Они с Амазигой говорили до глухой ночи, а потом она проводила его в эту ни на что не похожую комнату. Металлическая кровать с пухлым матрасом, а вместо шерстяных одеял одно, набитое пухом. У кровати – столик со странной лампой, горящей ярко без всякой заправки. Ее можно было зажигать и гасить, нажимая на что-то вроде пуговицы, вделанной в основание. Рядом стояла коробочка, на которой горели цифры 03:14. Но когда Шэнноу снова посмотрел на нее, цифры изменились – 03:21. Он начал наблюдать и обнаружил, что последние цифры меняются через равные промежутки. Приспособление для отсчета времени!
Он встал с постели, подошел нагой к окну и открыл его. Ночной воздух был свежим, но не холодным. Собственно говоря, снаружи было заметно теплее, чем внутри. Внезапно послышалось жужжание, исходившее из стены у кровати. Там он заметил металлическую решетку и подошел к ней. Оттуда бил холодный воздух.
Шэнноу прошел через спальню во вторую комнату, которую ему показала Амазига. Шагнув в высокий стеклянный ящик, он повернул металлическое колесико, как она ему объяснила. Из миски над ним потекли струйки холодной воды. Взяв брусок мыла, он начал соскребать с себя пыль скитаний. Однако вода становилась все горячей, и ему пришлось выскочить из ящика. Встав на колени, он рассмотрел колесико: две нарисованные стрелки указывали на два цветных кружка, один голубой, другой красный. Такие же кружки были на кранах над раковиной рядом со стеклянным ящиком. Шэнноу нажал на каждый: один горячий, а другой холодный.
Вернувшись к душу, он повернул колесико в голубую сторону. Постепенно пар исчез, и вода стала прохладнее.
Тогда он снова шагнул в ящик и смыл мыло с тела.
Освеженный, он вытерся полотенцем и вернулся к кровати. Вверху все еще жужжало, и его охватило раздражение – словно он устроился ночевать рядом с пчелиным ульем. Он встал на кровати и заглянул в зарешеченное окошечко, ища способа закрыть его. Увидел рычажок и уже поднял руку, чтобы нажать на него, как вдруг услышал голос Люкаса:
– …слишком опасно, Амазига. Это ведь уже чуть было не привело к гибели мира. Зачем так страшно рисковать?
Ее ответа Шэнноу не расслышал, но Люкас быстро ее перебил:
– Как ты знаешь, ничто не бывает гарантированным стопроцентно. Но вероятность слишком уж велика. Разреши, я покажу тебе данные.
Спрыгнув с кровати, Шэнноу направился к двери, осторожно открыл ее и шагнул в устланный ковром коридор. Тут голоса зазвучали громче, и он услышал Амазигу.
– …вероятность очень велика, но иначе и быть не может. И она останется такой, какие бы действия я ни предприняла. Саренто воплотился в Кровь-Камень, а располагая силой Камня вдобавок к собственному высочайшему интеллекту, он почти наверное обнаружит порталы. Разве не так?
– Речь не о том, – раздался рассудительный голос машиночеловека. – Твои действия увеличивают вероятность.
– На ничтожную долю, – сказала Амазига.
– Ну а Шэнноу? Риск для него очень велик. Он может погибнуть во время поисков, на которые ты его посылаешь.
– Не такая уж большая потеря для культуры планеты, – съязвила Амазига. – Он убийца, человек, исповедующий насилие. А спасение Сэма значило бы так много! Он был… То есть он – ученый и гуманист. Вместе мы, возможно, даже сумеем предотвратить падение этого мира. Ты понимаешь? Хотя бы на этом варианте Земли мы могли бы помешать апокалиптическим ужасам. Ради одного этого стоит рискнуть жизнью Шэнноу.
Иерусалимец вернулся в свою комнату и лег.
В жестоких словах, которые он услышал, была правда. Откуда-то из глубин его памяти всплыли слова Джозии Брума; «Мне страшно подумать, что находятся люди, которые смотрят на Йона Шэнноу с уважением. Что такие дают миру? Ровным счетом ничего, вот что я тебе скажу!» Со спинки стула свисали его пистолеты. Оружие Громобоя.
«Кому они принесли мир? – подумал он с тоской. – Что хорошего ты хоть когда-нибудь сделал?»
На этот вопрос у него не было ответа, и он погрузился в тревожный сон.
– Лежите спокойно, – сказал чей-то голос, но Джозия Брум не мог послушаться. Плечо нестерпимо болело, пальцы левой руки мучительно подергивало. На него волнами накатывала тошнота, сквозь плотно закрытые веки сочились слезы, стекали по исхудалым щекам. Открыв глаза, он увидел старика с длинной седой бородой.
– В меня стреляли, – сказал Джозия Брум. – Они в меня стреляли.
И тут же понял, как глупо это звучит. Конечно, старик уже знает, что в него стреляли, – ведь грудь – и плечо у него перевязаны.
– Извините меня, – сказал Брум, плача и не понимая, в чем и почему он извиняется. Рану ожгла боль, и он застонал.
– Пуля отскочила вверх от ребра, сломала вам ключицу и засела под лопаткой. Скверная рана, но не смертельная. – Брум почувствовал на лбу теплую ладонь старика. – А теперь лежите спокойно, как я уже сказал. Поговорим утром.
Брум судорожно вздохнул.
– Зачем они? – спросил он. – У меня нет врагов.
– Если это правда, – сухо сказал старик, – значит, вы не слишком нравитесь кому-то из своих друзей.
Джозия Брум не заметил иронии и вскоре забылся в беспокойной дремоте, перемежавшейся жуткими кошмарами. За ним гнались по раскаленной пустыне всадники с огненными глазами и непрерывно стреляли в него, и каждая пуля впивалась в его хрупкое тело. Но он все не умирал, и боль была нестерпимой. Он привскочил, проснулся, и боль от раны достигла апогея. Брум вскрикнул, и тотчас с ним рядом оказался старик.
– Лучше сядь-ка, сынок, – сказал он. – Дай-ка я помогу.
Старик оказался сильнее, чем выглядел, и усадил Брума спиной к стене пещеры. Рядом горел костерок, в чугунке на нем варилось мясо.
– Как я сюда попал? – спросил Брум.
– Упал с тележки, сынок. Тебе повезло: чуть левее, и ты угодил бы под колесо.
– А вы кто?
– Называй меня Джейком.
Брум уставился на старика. В нем чудилось что-то знакомое… Но вот что?
– Я Джозия Брум. Скажите мне, мы знакомы, Джейк?
– Теперь да, Джозия Брум. – Джейк отошел к костерку и помешал в чугунке длинной деревянной ложкой. – Навар будет крепкий, – сказал он.
Брум слабо улыбнулся.
– Вы похожи на одного из пророков, – сказал он. – На Моисея. У меня была книга с картинкой, как Моисей разделил Чермное море. Вы – ну вылитый он.
– Только я никакой не Моисей, – отозвался Джейк, снимая куртку. Брум увидел у него на бедрах кобуры с пистолетами. Джейк оглянулся на него. – Ты кого-нибудь из них узнал?
– Кажется… Да только я предпочел бы ошибиться.
– Иерусалимские Конники?
– Откуда вы знаете? – удивленно спросил Брум.
– Они гнались за тобой и нашли тележку. Потом повернули назад. Я слышал, как они разговаривали. Чуть не лопались от ярости, можешь мне поверить.
– Они… вас не видели?
– Меня никто не видит, пока я этого не захочу, – сообщил ему Джейк. – Такой уж у меня талант. Кроме того, могу тебя обрадовать: я немножко умею лечить. А куда ты направлялся?
– Направлялся?
– Вчера вечером в тележке?
– А! Это тележка Даниила Кейда. Он… О Господи!..
