— Из какого источника поступила информация?
— У меня нет полномочий это обсуждать.
— Ну а я не уполномочен обсуждать данные, полученные во время допроса, если дело ещё не закончено. — Баум приветливо улыбнулся Хаагленду, — Сами понимаете, тут могут возникнуть кривотолки.
— Наш источник даже имя назвал, — сказал Хаагленд, будто не слыша Баума. Тот повернулся к генеральному директору:
— Боюсь, вы сочтете меня чересчур любопытным, но я все же спрошу: что случилось после моего последнего визита, почему вдруг так заинтересовались Котовым британцы и американцы? В прошлый раз у меня сложилось впечатление, что Лондон просто хочет отпихнуться от этого дела.
— Дорогой друг, что могло привести вас к такому ошибочному выводу? Баум перехватил извиняющийся взгляд Артура Уэддела: стыдно ему за свое начальство.
— Поправьте меня, если я ошибаюсь. Но если у американцев есть свой интерес в деле Котова, то они приехали бы в Париж. Я, конечно, люблю Лондон, но…
Он не счел нужным продолжать.
— Нам известно имя, — гнул свое Хаагленд, — А вы это имя знаете, Баум?
— Котов пересказывает тексты, воспроизведенные по памяти, и сообщает клички агентов. Никаких имен.
— Но есть же доказательства, Баум. Разве у него нет материалов, указывающих на определенное лицо?
— Только косвенные улики, мы их проверяем.
— Ну и как?
— Есть прогресс.
Хаагленд осторожно отодвинул в сторону свою чашку, будто собираясь наброситься на Баума через стол.
— Мы хотим иметь доступ к этим данным. Мне поручили сказать, что они крайне необходимы, и мы стремимся заполучить их именно на этом этапе, чтобы избежать обращений выше, по начальству. А также всякой шумихи.
— Хотите сказать, что если не получите желаемого, то предадите дело огласке?
— Это было бы выкручивание рук, я в такие игры не играю. Но сами знаете — если пойдешь к начальству, то огласка неизбежна, всякие там утечки информации, кампании в прессе. Нужно вам это?
— Допустим, я назвал бы имя — вы же не думаете, что я сделаю это прежде чем услышу, кто ваш осведомитель.
— На такие условия согласен, — сказал Хаагленд.
— Что касается доступа к сведениям, которые сообщает Котов — вы в свое время получите его живьем, он только и мечтает попасть в Штаты. Вот тогда и допрашивайте его о чем хотите, кое-что интересное для вас у него найдется.
— Вашингтон хочет знать сейчас.
— А помните, когда мы хотели получить доступ к Носенко? Нам два года твердили, что, мол, рано… Котова, я думаю, вам так долго ждать не придется.
— Давайте договариваться, — предложил Хаагленд, — Сторгуемся как-нибудь.
— Имя на имя.
— Идет.
Баум покачал головой.
— Тут, боюсь, возникает проблема. — Выражение его лица оставалось доброжелательным, но голос стал жестким. Его сотрудникам известен был этот признак: железный кулак в бархатной перчатке.
— В чем проблема, Баум? — Хаагленд поигрывал кофейной ложечкой, изображая небрежность. О нем говорят, что жульничает в покер.
— А в том проблема, Хаагленд, что лично я вам не доверяю. И французская контрразведка не доверяет — это ещё важнее. Вы ведь не захотите, чтобы я здесь объяснял, какие у нас основания? Сами не хуже меня знаете…
Хаагленд уронил ложечку на блюдце, звяканье как бы поставило восклицательный знак в конце тирады Баума.
— Дело обстоит так. — Хаагленд как бы не услышал сказанного, — Первое — у нас есть источник с той стороны, верно? Второе — у вас есть Котов, заявляющий, что в вашем правительстве действует агент русских. Третье вернувшись в Париж, вы, конечно, обсудите это в своей конторе. А если слух дойдет до ушей того самого агента? Тогда мой источник, считайте, сгорел. Выходит, как ни кинь, все клин. Предоставлю я сведения, которые помогут вам изобличить агента, — плохо, а не сделаю этого и агент останется невредим…
Во время своей речи Хаагленд постукивал ложечкой по краю чашки, а в конце снова уронил.
— Но все же давайте попробуем договориться.
Если действительно у американцев есть источник, знающий о Котове и о том, что именно тот пытается продать, то Хаагленд такого человека под удар не подставит, у него и полномочий таких нет — рисковать осведомителем.
— Ваш источник занимает какую-то должность?
— Да.
— Дайте понять хотя бы косвенно, что и откуда ему известно.
— Значит, договариваемся?
— Возможно.
Наступила пауза. Лучше бы Базз нас в эти рискованные дела не втягивал, — подумал шеф английской службы. Баум встретился взглядом с Хааглендом. Этот субъект способен лгать, глядя тебе прямо в глаза. Ну и что? Разве я не готов сделать то же самое?
— Так о чем конкретно договариваемся? — спросил он.
— Я сообщаю, где, по мнению моего осведомителя, вам следует искать шпиона. А вы называете своего главного подозреваемого. Дальше видно будет.
— Идет, — не слишком охотно согласился Баум, у него было ощущение, что на него давят.
'Когда вы чувствуете давление со стороны собеседника, его острое желание из вас что-то вытянуть — не раз говорил Баум своим ученикам, — вот тут-то у вас и возникает преимущество, собеседник может потерять бдительность. Поэтому сами никогда не проявляйте особой заинтересованности — это как бы ваша самозащита.' Вот и тут он вяло произнес:
— Давайте.
— Искать надо среди педиков, так наш человек утверждает.
Баум и глазом не моргнул, хотя сердце у него сильно стукнуло. Приподнял одну бровь и спросил невозмутимо:
— А если этот ваш тип приврал?
— Мы уверены, что он говорит правду.
— Неужели можно кому-нибудь безоговорочно верить?
— На личности я не указываю. По моим сведениям в вашем правительстве с полдюжины педиков.
— И это все, что вам известно?
— Далеко не все, но больше пока не скажу.
— Маловато.
— Я пока ничего не получил в обмен на мою информацию.
Баум просиял улыбкой:
— И не получите.
— Мы же договорились, — обозлился Хаагленд.
— Вовсе нет. Я только сказал 'давайте', вот и все, а не обещал следовать вашей схеме. Ваша информация никакой ценности не имеет. Вы что, думаете, что французские спецслужбы в своих досье не отмечают сексуальных пристрастий политиков? Мы же отлично понимаем, с каким риском связан
