«Романы писать просто», — нагло — и вскользь — заявлял Алик, и в ответ на вопросительное движение головы следовало разъяснение. Важно соблюдать два принципа: банановой шкурки или арбузной корки — если кто-то в первой главе ее уронил, то в седьмой на ней должны поскользнуться, и повтора персонажа — если в четвертой главе мелькнул чистильщик обуви, то в девятой выясняется, что его дочь принимала роды у племянницы главного героя. (Я-то как раз и забыл про второй принцип — и высовываются там-сям таинственные Фаня, вторая Ира, вторая же Леля… Ау, где вы — наследили тут и сбежали, канули.) И Виталик тщился испечь новый сюжет самостоятельно. Некий антигерой страстно хочет разбогатеть… Нет-нет, речь не идет о том, что идея эта свежа. Но пусть бросит в меня камень тот, кто доказательно объявит новой любую сюжетную идею мировой литературы последних пятисот лет.
Начать хотя бы с цифры — просится в строку освященный гениальным романом миллион. Сумма хорошая — добрый старый советский миллион. Где ж его взять? Честно, без уголовщины. Иначе герой — преступник, а роман превращается в детектив. Не то чтобы автор не любит детективов — напротив, жанр этот он обожает и каждый раз, заполучив в руки свежее произведение такого рода, откладывает служебные и домашние дела, обзаводится стеклянным взглядом и привычкой тыкать вилкой в компот и читает, читает… Словом, ведет себя, как вполне нормальный человек. Ведь и эти строки — чего уж тут скрывать — пишутся между надцатой и надцатой частями телесериала «Разбитые фонари на Петровке, 38». Он бы и сам рад написать детектив — да не умеет. Врожденная мягкость характера, разброд в мыслях, привычка перескакивать с темы на тему, неотчетливость чувств — все это не вяжется с геометрической выверенностью жанра. Тут и два принципа имени Алика У. не помогут.
Так вот, о миллионе. Где протагонисту этого, пусть и не написанного, романа взять миллион? Найти клад и законопослушно отдать государству? Неплохо, только следует иметь в виду, что в этом случае найти придется четыре миллиона — только тогда откат государства составит вожделенную сумму. Или — наследство. Инюрколлегия разыскивает родственников Серафимы Гнатюк, урожд. Сарры Блох, скончавшейся в Тангатуа, Нов. Зел., такого-то, такого-то, такого-то. Вполне возможная вещь — опочившая Гнатюк-Блох завещает герою сто тысяч баранов по 1 руб. 90 коп. за килограмм (средний вес завещанного животного нетрудно определить).
Так или так — не перевелись еще честные способы получения крупных сумм. Остаются сущие пустяки: выбрать самый удобный и решить, что станет делать с деньгами герой. Начать, впрочем, придется с выбора персонажа, наделения его телесными и духовными чертами, окружения роднёй, сослуживцами, друзьями, врагами, любимыми и любящими, после чего можно потихоньку переходить к обстоятельствам овладения помянутым кладом/наследством.
Героя автор знает превосходно. Он сам его придумал, а потом вместе с ним рос, учился в школе и других образовательно-воспитательных учреждениях. Герой этот нередко поверял ему свои сокровенные и иные, попроще, мысли и движения души. Поэтому автор имеет смелость заявить, что черпает свои наблюдения из гущи жизни, а не из чернильницы.
Вася (простое, благозвучное имя) рос наблюдательным, смышленым и очень любознательным ребенком. Как-то уже подростком, едучи в автобусе «Икарус» — кто не помнит «Икарусов» из братской Венгрии? — он обратил внимание на изящную табличку с надписью: «При аварии разбить стекло молотком». Вася поделился с Виталиком этим наблюдением.
— Ну и что? — спросил Виталик.
— А где взять молоток? — ответил он вопросом на вопрос, как обычно поступают Васи.
Молотка и впрямь не было, хотя пружинки-хваталки для него торчали рядом с табличкой.
— Украли, верно.
Вася задумался. Через несколько дней он вернулся к теме:
— Слушай, я проехал в двадцати четырех автобусах с надписью про молоток, которым следует разбивать стекло при авариях.
— Ну и что? — Как видите, в то время Виталик питал привязанность к такой форме вопроса.
— Молотков нигде не было.
Виталик немного подумал:
— Украли, наверно.
Ответы Виталика, как и вопросы, не радовали разнообразием и не могли удовлетворить Васину любознательность. Он принялся размышлять вслух и сделал весьма широкие обобщения, которые вполне могли бы заинтересовать вдумчивого и непредвзятого социолога.
— Видишь ли, — говорил Вася, — мне трудно это представить. Что же получается? Приходит новехонький автобус в парк, отправляется в первый рейс, и на первой же остановке в него врывается тип с блудливым взглядом и сразу, пока никто не видит, — к молотку. И так повторяется во всех автобусах марки «Икарус», а? Это ж воров не напасешься. Я думаю, — продолжил он после основательной паузы, — все происходит не так.
— А как? — Такого вопроса Виталик еще не задавал; прозвучав свежо и звонко, как хруст только- только снятого огурчика, он подбодрил Васю. И тот незамедлительно выложил свою теорию:
— Приходит автобус в парк, вызывает начальник водителя и говорит:
«Э-э-э, Мишустин, ты новую машину получил?»
«Получил, Игнатий Корнеич».
«С молотком?»
«С молотком, Игнатий Корнеич!»
«Так тащи его сюда, от греха».
«Вот, Игнатий Корнеич, уже притащил».
И кладет начальник этот молоток в сейф. К таким же молоточкам-близнецам из братской Венгерской Народной Республики.
Вот такую картину рисует Виталику Вася.
Рисует он такую картину и вдруг спрашивает:
— Скажи, — спрашивает он, — от кого Игнатий Корнеич молоток прячет? — И сам же отвечает: — От нас с тобой. Он нас жульем считает. Априори. — В этот период Вася увлекался иностранными словами. — Вот ты бы смог спереть молоток из автобуса?
Виталик задумался. Хотел было тут же возмутиться — да как же, мол, такое возможно, мы ж, дескать, то-се… Станем мы из-за паршивого молотка… Ну и так далее. А потом и говорит, вроде как сам с собой рассуждает:
— Это, наверно, такие маленькие блестящие венгерские молоточки с резиновой рукояткой.
— Ну и что? — говорит Вася. Ему такая форма вопроса тоже нравилась.
— Такие, — говорит Виталик, — в магазине не купишь.
Заметим здесь, что дело происходит в далекие соцвремена, когда с ассортиментом молотков в торговой сети не все обстояло благополучно.
— Ясно дело, не купишь. И ты что, взял бы?
— Если, — говорит Виталик, — условия благоприятные, никто не видит, мог бы и взять. Все равно — не я, так кто другой возьмет.
Понурился Вася:
— Значит, правильно Игнатий Корнеич их в сейф прячет. Стало быть, имеет право в каждом пассажире вора видеть.
Впрочем — к сюжету. Как могли бы развиваться события с Васей и его вожделенным миллионом? Автор еще не придумал, каким образом Вася вступит во владение богатством, и до поры оставляет за читателем право выбрать этот способ самостоятельно — при условии законности последнего.
Нечаянной радостью Вася делится с другом Петей. Они строят планы. Тут же где-то мельтешит общая знакомая друзей Маша, с которой их связывают запутанные по форме, но весьма прозрачные по содержанию отношения. Виталик представлял себе роскошную обстановку тройственной встречи с целью обсуждения перспектив, которые открывались перед ними после обретения сокровища. Для начала они идут на Центральный рынок, где — а надо сказать, что Вася был большой знаток и ценитель всяческих искусств и даже посещение рынка связывалось для него с клубком ассоциаций фламандско-раблезианского толка, — производят многостраничную закупку. С пахучими желтоватыми корзинами, купленными тут же у входа, они степенно плывут по узкому проливу между мясным и цветочным рядами, и Вася тычет аккуратным пальцем
