(248) Именно это объясняет — если ограничиться единственным характерным примером, — что выражение типа «царское искусство» могло употребляться и сохраняться вплоть до наших дней такой организацией, как масонство, связанной по своему происхождению с занятиями ремеслом.
(249) См.: «Царство количества и знамения времени», гл. XXXVIII.
(250) Он становится тем, кого в буддизме называют анагами, т. е. «тот, кто не возвращается» в состояние индивидуального проявления.
(251) См.: «Autorite spirituelle et pouvoir temporel», ch. I.
(252) См.: ibid., ch. III.
(253) Во избежание возможных недоразумений мы должны уточнить, что было бы совершенно ошибочно считать, на основании сказанного нами о взаимном соответствии обеих инициаций «великим мистериям» и «малым мистериям», что священническая инициация не предполагала прохождения через «малые мистерии»; но дело в том, что этот переход в подобном случае может осуществиться гораздо быстрее, ибо брахманы по своей природе более склонны к познанию принципов и, следовательно, им нет нужды задерживаться на детальном развитии второстепенных возможностей; поэтому «малые мистерии» могут быть сведены для них к минимуму, т. е. только к тому, что в них наиболее существенно и нацелено непосредственно на достижение «изначального состояния».
(254) Разумеется, мы понимаем эти термины в самом широком смысле, как обозначающие инициации, которые подходят соответственно природе кшатриев и природе брахманов, ибо для того, что связано с исполнением соответствующих функций в социальной сфере, царское миропомазание и священническое рукоположение представляют собой только «экстериоризации», как мы уже сказали выше; иначе говоря, они относятся только к экзотерической области и не предполагают никакой инициации, пусть даже просто виртуальной.
(255) В этой связи можно было бы напомнить, в частности, о существовании «рыцарских» степеней среди высших степеней, превосходящих собственно масонские степени; каково бы ни было на самом деле их более или менее давнее историческое происхождение — вопрос о котором можно обсуждать до бесконечности, не приходя к сколько-нибудь определенному решению, — самый принцип их существования реально может быть объяснен только этим, что единственно важно для нас в настоящий момент.
(256) Явления подобного рода, по-видимому, были наиболее распространены в эпоху Ренессанса, но и в наши дни они еще далеко не прекратились, хотя носят в целом весьма потаенный характер и совершенно неизвестны не только «широкой публике», но даже и большинству тех, кто пытается сделать своей специальностью изучение того, что принято обозначать расплывчатым термином «тайные общества».
(257) Следует добавить, что эти инициации, низшие и искаженные, естественно, наиболее легко поддаются влияниям, исходящим от контринициации; мы напомним в связи с этим сказанное нами в другом месте об использовании всего того, что носит характер «осадков» (residus), в работе по разрушению традиции (см.: «Царство количества и знамения времени», гл. XXVI и XXVII).
(258) По этому предмету см., в частности, Вишну-Пурана.
(259) См.: «Царство количества и знамения времени», гл. VII.
(260) См.: там же, гл. II.
(261) См.: там же, гл. X и XXIII.
(262) Это следует также соотнести с тем, что мы сказали об отношениях розенкрейцерства в самых его истоках с мусульманским эзотеризмом.
(263) Это слово является арабским по форме, но не по происхождению; оно, вероятно, производно от названия Кеми или «Черная Земля», данного Древнему Египту, что также указывает на происхождение того, о чем идет речь.
(264) Слово Каббала имеет то же значение, что и слово «традиция»; но поскольку это слово древнееврейское, то при использовании другого языка, помимо еврейского, нет никаких оснований относить его к иным традиционным формам, нежели та, к которой оно принадлежит, что могло бы только вести к новой путанице. Точно так же слово тасаввуф в арабском языке может быть принято для обозначения всего того, что носит эзотерический и инициатический характер в какой бы то ни было традиционной форме; но при использовании другого языка следует оставить это слово исламской форме, к которой оно принадлежит по своему происхождению.
(265) Отметим сразу, что не надо смешивать или попросту отождествлять алхимию и герметизм; собственно говоря, первая является доктриной, а второй — только ее приложением.
(266) См.: «Autorite spirituelle et pouvoir temporel», ch. II.
(267) Космологическая точка зрения предполагает также, разумеется, знание телесного проявления, но она рассматривает его прежде всего потому, что связывает себя с тонким проявлением как со своим непосредственным принципом; в этом она полностью отличается от профанной точки зрения, свойственной современной физике.
(268) Такая транспозиция в действительности всегда возможна, коль скоро связь с высшим и истинно трансцендентным принципом не прерывалась. Мы говорили, что само герметическое «Великое Делание» может быть рассмотрено как представление инициатического процесса в его совокупности; однако речь тогда уже идет о герметизме не самом по себе, но о таком, который может служить основой вещам иного уровня, — аналогично тому, как традиционный экзотеризм сам может быть взят за основу инициатической формы.
(269) Разумеется, мы берем здесь это слово в его древнем и строго этимологическом смысле.
(270) Такие именно обстоятельства и представились на Западе в эпоху, обозначившую переход от Средних веков к Новому времени, и это объясняет отмеченное нами выше появление и распространение известных искажений этого рода в период Ренессанса.
(271) Мы сказали, что «царское искусство» есть, собственно, форма приложения соответствующей инициации; но алхимия в действительности носит характер приложения доктрины, и способы инициации, если их рассматривают с «нисходящей» точки зрения, являются приложением самого ее принципа, тогда как, напротив, с «восходящей» точки зрения они служат «опорой», которая позволяет получить доступ к последнему.
(272) Эта «гиперхимия» по отношению к алхимии — примерно то же, что современная, так называемая «научная», астрология по отношению к настоящей традиционной астрологии (см.: «Царство количества и знамения времени», гл. X).
(273) Еще существуют там и сям псевдоалхимики подобного рода, и мы знали кое-кого из них как на Востоке, так и на Западе; но мы можем заверить, что никогда не встречали ни одного, кто добился каких-либо результатов, хоть как-то сопоставимых с огромными усилиями, потраченными на изыскания, поглотившие всю его жизнь!
(274) В частности, такое название носит трактат Аль-Газали.
(275) Напомним в связи с этим, что практические результаты, полученные светскими науками, никоим образом не оправдывают и не узаконивают саму точку зрения этих наук, как и не доказывают значение теорий, сформулированных последними, к которым они в действительности имеют лишь чисто «случайное» отношение.
(276) Здесь можно использовать слово «способ», поскольку речь идет о результатах внутреннего состояния, достигнутого существом.
(277) В исламской традиции мы находим весьма ясные примеры того, на что мы здесь указываем; так, Сейидна Али обладал, как говорят, совершенным знанием алхимии во всех ее аспектах, включая тот, который относится к созданию внешних эффектов, таких как трансмутации металлов; но он всегда отказывался хоть как-то использовать это знание. С другой стороны, рассказывают, что Сей-иди Абул-Хасан Эш-Шадили во время своего пребывания в Александрии превратил в золото, по просьбе египетского султана, который очень в том нуждался, большое количество презренных металлов; но он сделал это, не прибегая ни к какой операции материальной алхимии или какому-либо средству психического порядка, единственно посредством своей барака или духовного влияния.
(278) Ал-инсану рамзул-вуджуд.
