против обстоятельств, во время полета на юг из Трелюи в Комодоро-Ривадавия. Девятью годами позже, когда он описал это событие для американского издания «Ветер, песок и звезды», он признался, что ему трудно подобрать необходимые слова и образы, чтобы попытаться разобраться в галлюцинациях, сопровождавших тот полет. Он и его товарищи-пилоты уже познакомились с полетами у Комодоро, где воздух из областей высокого давления над Тихим океаном проникал через сужающееся пространство в Андах, подобно воде в носике чайника, и дул, вырываясь на вычищенную поверхность плоскогорья со скоростью в 100 миль в час. Они садились, крепко пристегнувшись ремнями, схватившись за специальную скобу на случай удара и приготовившись к сорокаминутной битве с ветром. Но в этот специфический день небо было сине-стальным, подобно лезвию ножа, а яркость солнца – противоестественной. Издалека все выглядело безоблачным и чудесно спокойным, только ближе к поверхности земли Антуан смог разглядеть завесу пыли, подобную потоку пепла, устремлявшегося к морю.
Несколько слабых, предупредительных ударов, а затем без всякого предупреждения стихия настигла его. Он видел землю где-то безумно далеко справа, в головокружительном вращении. Он торопливо поймал ветер, после чего скользящий пейзаж стабилизировался и стал зловеще неподвижным прямо под ним. Самолет продолжал скользить по инерции, подобно вышедшему из строя механизму. В течение двадцати минут Сент-Экс отчаянно боролся, чтобы на высоте 200 футов отказаться от безнадежного сражения, подумав о возможном столкновении с пересекавшей его курс долиной в надежде хоть так выползти из-под бури. Вместо этого его швырнуло вверх на 1500 футов с силой взрывной волны. Прежде чем Антуан смог стабилизировать полет, он оказался унесенным миль на шесть в море, отчаянно пытаясь вернуться к берегу, теперь уменьшившемуся до нечеткой линии вдали. Ветер, с которым он боролся, нес его с фантастической скоростью 150 миль в час – максимальная скорость его «Лате-25». Если бы он пилотировал старый «бреге», то мог бы никогда не возвратиться. «Впервые за четыре года эксплуатации авиалинии, – написал он позже, – я усомнился в прочности крыльев. И испугался падения в море – не из-за нисходящих потоков, которые гладили своего рода матрац на уровне волн, а из-за шиворот-навыворот образовавшихся углов, под которыми ветер продолжал бросаться на меня».
Через 80 минут он был далек от берега, как никогда прежде, но он поднялся на 900 футов – достаточно, чтобы разглядеть на некотором расстоянии дальше на юг своего рода синюю реку посреди этого бушующего океана, где завывающие палочные удары ветра превращались в сердитую пену и разбивались о длинные зеленые волны. Антуан взял курс на юг к той благоприятной синей заплате, где сила бури казалась менее свирепой, а затем, подобно любящему схватку боксеру, который почувствовал слабину противника, сжал рычаг управления на полу и начал решительно пробиваться к берегу. Под ним ревело море, выбрасывая множество брызг, но понемногу он начинал чувствовать себя на пути домой. Час ушел на преодоление тех шести потерянных миль. Нечеткая линия стала берегом, а затем постепенно и утесом, в чьей тени искал он защиты от урагана. Отклоняясь к югу, Сент-Экс пробивался к Комодоро-Ривадавия. Самое худшее осталось позади. Но ветер все еще выл так неистово, когда он зашел на посадку, что 120 солдат надо было поднять по тревоге, чтобы помочь втянуть его «Лате-25» в ангар. Еще час упорных усилий в преодолении вертикальных смещений и натягивании канатов – и наконец они внутри.
Той ночью в своем гостиничном номере, когда он повалился в кровать, его сведенные мускулы все еще продолжали бороться со штормом, который с отчаянным и неослабным безумием стонал за окном и грохотал о рифленую крышу над его головой.
Глава 10
Сыны Франции
Год, проведенный Сент-Экзюпери в Южной Америке, оказался значимым и для «Аэропостали». Введя ночные полеты между Рио-де-Жанейро и Буэнос-Айресом весной 1928 года, Жан Мермоз сократил сроки доставки почты между этими двумя столицами с пяти дней судном до одного дня воздушным путем. Подобный же прогресс был достигнут на участке Тулуза – Дакар, где новые, способные летать ночью «латекоэры» дали возможность доставлять почту за полтора дня. И тогда все 6 тысяч миль от Тулузы до Дакара с одной стороны Атлантики и от Натала до Буэнос-Айреса – с другой могли перекрываться за четыре дня или даже меньше. Но время, выигранное над сушей, терялось над морем. Так, небольшим кораблям (как у пограничников береговой охраны), усердно курсировавшим туда-сюда между Дакаром и Наталом, требовалось пять, шесть, а иногда и семь дней, чтобы пересечь 2 тысячи миль Южной Атлантики. Как бы отважные шкиперы и их команды ни старались развивать максимальную скорость в 18 узлов, пересекая океан, на их пути все равно вставал и резкий ветер, и бурное море, а их паровым двигателям досаждали разрывающиеся трубы. Уже испытывались судна на дизельном ходу, но преимущества впечатляли не настолько, чтобы гарантировать огромные затраты на их приобретение. Поскольку в Германии уже проводились эксперименты с воздушными кораблями и летающими лодками, это был просто вопрос времени: когда немцы догонят своих конкурентов в авиапочтовой гонке, разве что французам удастся ответить на их вызов. И «Аэропосталь», чтобы сохранить свое лидерство, вынуждена была пересечь океан воздушным путем.
Тулуза совсем недавно выпустила «Латекоэр-28», с двигателем мощностью в 480 лошадиных сил, который был более надежен, чем все, чем располагала линия до тех пор. Приделав к нему двигатель в 650 лошадиных сил, изготовленный именитым «Испано-Суиза», и снабдив его поплавками, Дидье Дора произвел на свет гидроплан, способный поднять на борт десять пассажиров и развить среднюю скорость в 140 миль в час. Больше того, он утверждал, будто гидроплан мог преодолеть эти 2 тысячи миль между Сен- Луи-дю-Сенегаль и Наталом без посадки, «в один хлоп». Авторитеты французской авиации отказывались верить этому, вот почему Дора отозвал Мермоза из Южной Америки, поручив ему доказать возможность такого перелета.
В Буэнос-Айресе собралась восторженная толпа провожать известного авиатора, отплывающего домой на «Лютеции». За прошедшие два года он побивал рекорд за рекордом с регулярностью, которая напоминала ранние годы братьев Райт и Ролана Гарро на пике его славы. Он связал Асунсьон с Буэнос- Айресом, и ему первому удалось пролететь с востока на запад 1200 миль бразильских джунглей, где малейший сбой двигателя привел бы к катастрофическим последствиям. Мермоз стал первым пилотом, доставившим почту через Кордильеры (горную цепь, разделяющую Чили и Аргентину), а сенсационное спасение, придуманное и совершенное им и его механиком, с недоступного выступа горы в Андах казалось настолько невероятным, что чилийцы сначала отказывались верить этому. Поскольку он двигался от одного триумфа к другому, за его героическими деяниями пресса следила как за подвигами какого-нибудь славного тореадора. Сент-Экзюпери, вместе с Гийоме и Рейном, был среди тех, кто провожал его до каюты. Они понимали, что Мермоз стоял на пороге самого большого витка своей карьеры, и от результатов его полета зависел их собственный дальнейший успех.
«Лютеция» отплывала 20 января, и спустя месяц Мермоз был уже в Тулузе, готовый забрать «Лате-28». Оснащенный поплавками, он был отправлен в Перпиньян, где Мермоз провел предварительные испытания. Пока он ездил в Лак-де-Берр, близ Марселя, чтобы получить права пилота гидросамолета, были сделаны кое-какие окончательные доводки. Затем, 2 апреля, он поднялся со штурманом и радиооператором, и «Лате-28» отправился в полет по круговому маршруту по периметру треугольника Тулон – Марсель – Безье, поставив новый мировой рекорд: 4300 километров беспосадочного полета за тридцать часов. «Только подумайте, – ликовал Мермоз, обращаясь к Дидье Дора, – на 1200 километров больше, чем нам надо для пересечения Южной Атлантики!»
Произвести впечатление на парижское авиационное начальство, субсидировавшее «Аэропосталь», оказалось не так легко, и потребовались дни бюрократических пререканий, прежде чем удалось преодолеть недоверие. Наконец, с той осмотрительной доблестью нытиков, перестраховщиков и провокаторов, которая является их существенным достоинством, они согласились послать разрешение на этот полет авиапочтой в Натал, в Северо-Восточной Бразилии, так чтобы оно могло пропутешествовать на гидросамолете Мермоза. Если бы, как опасались эти суровые столоначальники, полет не удался, официальное разрешение из Парижа погрузилось бы в пучину волн, освобождая их наверху от любой, столь ненужной им ответственности!
Полет был назначен на 12 мая, так чтобы великодушно полная луна могла освещать путь Мермозу через мрачные опасности ночи. Не желая ничего оставлять на волю случая, Дора пролетел с ним до самого Сен- Луи-дю-Сенегаль. Там, в тот момент, когда они проводили последний предполетный осмотр «Лате-28», телеграмма из Рио-де-Жанейро принесла им горестную весть, что Жюльен Пранвиль, блестящий молодой
