Дверь открылась на нашем этаже, и мы вышли, оставив Бадди спать в лифте.
Суббота
После нескольких телефонных звонков я понял, что Максвелл не собирается выполнять свои обязанности, и снял трубку.
— Доброе утро. Десять часов. — Телефонистка мгновенно исчезла, и я понял, что её пожелание не было искренним.
Стоящая рядом кровать пустовала, и я вспомнил, что где-то в середине наполненного болью тумана, именуемого сном, Максвелл встал и пошёл в туалет. Постанывая от боли, я медленно поднялся. Похмелье увеличило мои обычные утренние страдания по крайней мере раз в десять.
Максвелл лежал на ванном коврике, упёршись головой в унитаз и накрывшись полотенцами. Его лицо было измазано кровью. Я устал стоять и опустился на унитаз, обхватив голову руками. Собравшись с силами, я пнул неподвижное тело большим пальцем ноги. Не открывая глаза, Максвелл быстро сел. Он прижал колени к груди и положил на них голову.
— Господи, зачем только я покинул родной Гудспет? — Он провёл рукой по лицу, открыл глаза и увидел кровь. — Язва желудка, — сказал он.
— Боже мой, это правда?
— Не знаю, по крайней мере, кровотечение остановилось. — Он посмотрел вокруг, пытаясь понять, где мы находимся. — Неужели я действительно нажрался червей?
Я кивнул.
— А-а-а, — застонал он. — И кто-то мощно оправился мне в рот.
— А ты не спи в туалете. Вставай, автобус уходит в одиннадцать.
Мы поделились таблеткой кодеина. Затем мы оделись и отправились искать кофе. С утренним туалетом придётся подождать до окончания тренировки.
Я любил бродить по стадиону «Янкиз», разглядывая фотографии великих игроков, висящие на стенах, — Рут, Гериг, Ди Мад-жио, Мэнтл. Сам стадион быстро приходил в упадок, но память о прошлой славе жила в гниющих деревянных перегородках и вонючих лужах.
Мой шкафчик был помечен белым куском пластыря с моим именем, написанным фломастером. Под новым куском пластыря был старый, с именем, оставшимся от предыдущего матча.
— Юнитас, — произнёс я вслух. — Подумать только! Старик Джон и я переодевались у одного и того же шкафчика.
— Что ты сказал? — спросил меня Джон Вильсон, наш защитник и торговец недвижимостью, расположившийся рядом.
— Я — воплощение американской мечты. Человек, которого в другое время и в другом месте без колебаний приговорили бы к смертной казни, раздевается в том же шкафчике, что и великий Джонни Ю.
— Невероятно, — с усмешкой отозвался Вильсон.
— Скажи, а жена всё ещё сердится на тебя из-за губной помады на трусах?
Вильсон расстроенно покачал головой.
Я быстро разделся и направился к деревянным столам, стоящим около душевой, осторожно ступая по сырому холодному полу.
— Ты не мог бы растереть меня как следует, Эдди? — попросил я. — Прошлой ночью меня избили в Сентрал-Парке. У меня всё болит.
— Только не вздумай бежать, не закончив разминку, — предупредил меня массажист, не отрывая глаз от голеностопа, который он бинтовал. — Сам знаешь, какой за это штраф. — Он взглянул на меня. — Дай мне закончить. Я не хочу пачкать руки растиркой, потом не отмоешь.
Я вернулся обратно и вывалил свои вещи в металлический ящик в шкафчике. Разминка будет короткой, только для специальных линий, а я к ним не относился. Меня разотрут и разогреют, но не будут бинтовать. Во время тренировки специальных линий я немного побегаю и постараюсь размяться, но не в полную силу. Всё это займёт не более сорока пяти минут.
Массажист намазал меня обезболивающей жидкостью и растирал мои ноги и спину до тех пор, пока они на запылали как в огне. Когда он закончил, в раздевалке уже никого не было.
Я быстро натянул тренировочный костюм и выбежал на поле. Команда уже строилась для гимнастических упражнений. Джим Джонсон, тренер защитных линий, подстерегал меня в засаде, но мне удалось избежать двадцати пяти долларов штрафа, так как я успел встать в строй до начала упражнений. Глядя на его огорчённое лицо, я улыбнулся и приветливо махнул рукой. На шее Джонсона вздулись вены.
Мы уже закончили упражнения и начали расходиться по группам, когда по стадиону прогремел сержантский голос Джонсона.
— Ещё раз! — выкрикнул он. — Полагается считать, выполняя прыжки. Ты считал вслух, Эллиот?
Он накрыл меня на месте преступления. Делая прыжки на месте, мы все должны были считать вслух. Этого требовал дух команды.
— Да, ты меня накрыл, Джимми, — признался я.
— Нам не нужны шуты, Эллиот, — раздался голос Б. А. — Если не хочешь работать вместе с командой, уходи с поля.
Я замолчал и опустил голову.
— Итак, всё сначала, — крикнул Джонсон. — Благодарите Эллиота за лишнюю работу.
— Встали! — скомандовал Максвелл, с упрёком глядя на меня за то, чти я попался. — Начали!
Прыжки были выполнены под сопровождение голосов, раздающихся над пустыми трибунами стадиона. Когда мы разбились на группы, я специально пробежал рядом с Джонсоном.
— А ведь я так и не считал, — громко прошептал я. — Только открывал рот.
— Ах ты подонок! — завопил он и бросил в меня мячом. Я увернулся, засмеялся и побежал по стадиону.
Тренировка быстро закончилась. Б. А. объявил, что все, кто хочет, могут возвращаться в отель на метро. Это было настолько странно, что я рассмеялся. Ещё более странным было то, что только Максвелл, Кроуфорд и я ехали на автобусе.
Остаток субботы был занят инструктажем, собраниями и отдыхом. Максвелл взял с собой своего подопечного, Арта Хартмана, и уехал вместе с Хутом, пообещав вернуться к одиннадцати и успеть к проверке.
Джоанна пробралась ко мне в комнату около шести, до встречи с Эмметом, и тут же мы залезли в постель. Нам обоим было хорошо, однако на этот раз чего-то не хватало. После того как она ушла, я решил, что это конец. Я чувствовал себя виноватым. Не знаю почему.
В одиннадцать часов помощники тренеров раздали нам снотворное и приняли заявки на таблетки для завтрашней игры. Я попробовал дважды позвонить Шарлотте, но оба раза неудачно. Телевизионный комментатор сообщил, что завтра ожидается сухая и прохладная погода.
В половине двенадцатого Максвелла всё ещё не было. Он пришёл через полчаса.
— Проверка прошла? — спросил он, запирая дверь.
— Нет ещё.
Проверки так и не было, и, глядя, как Джон Уэйн в пух и прах разбивает благородных индейцев, мы мирно, как херувимы, уснули.
Воскресенье
На этот раз Максвелл поднял трубку после первого же звонка. Он застонал в микрофон и с грохотом
