вот белое сияние уличных ламп освещает уже пустые стены, и осталось только покалывание на кончиках нервов.
Она исчезла.
Как будто дымом просочилась в поры стен.
А Джимми кричал.
Он обернулся, но Джимми уже был на ногах и зажимал рукой шею. Пальцы блестели красным.
— Она укусила меня! Господи Иисусе, она меня укусила! Бен попытался обнять его, но Джимми отскочил в сторону. Глаза его бешено вращались.
— Не трогай меня. Я нечист.
— Джимми…
— Дай мне мой чемоданчик. Боже, Бен, я чувствую, как это во мне действует. Ради Христа, дай мне мой чемоданчик!
Чемоданчик лежал в углу. Джимми выхватил его у Бена, быстро положил на стол и открыл. Лицо Джимми, смертельно бледное, блестело от пота. Кровь толчками вытекала из рваной раны на шее. Он сел на стол и принялся судорожно рыться в чемоданчике, со свистом дыша через открытый рот.
— Она меня укусила, — бормотал он. — Ее рот… Боже, ее мерзкий грязный рот…
Он вытащил бутылку дезинфицирующего раствора, швырнул пробку на пол. Опершись на одну руку, запрокинул голову и вылил всю бутылку себе на шею, смывая кровь. Он вскрикнул раз, другой, но бутылка не дрожала в его руках.
— Джимми, чем я могу?..
— Минуту, — пробормотал Джимми. — Подожди. Так лучше, я думаю. Подожди.
Он отшвырнул бутылку, достал ампулу и шприц. Теперь его руки дрожали так, что пришлось дважды втыкать иглу в мембрану. Наконец он наполнил шприц и протрянул его Бену.
— Тетанус. Сделай мне инъекцию. Сюда, — он закатил рукав.
— Джимми, это тебя прикончит.
— Нет. Не прикончит. Давай.
Бен взял шприц и вопросительно взглянул Джимми в глаза. Джимми кивнул. Бен воткнул иглу.
Тело Джимми напряглось, как стальная пружина. Он превратился в скульптуру агонии с рельефно обозначенными мышцами и сухожилиями. Понемногу напряжение спало. Началась дрожь реакции, слезы на лице смешались с потом.
— Положи меня на крест, — попросил Джимми. — Я все еще нечист после нее, он… он мне поможет.
— Ты думаешь?
— Я уверен. Когда ты шел за ней, я видел его и… помоги мне Бог, мне захотелось идти за тобой.
Бен положил крест ему на шею. Ничего не случилось. Свечение креста — если оно было — исчезло полностью. Бен убрал крест.
— О’кей, — сказал Джимми. — Пожалуй, больше ничего не сделаешь.
Он снова порылся в чемоданчике, достал две таблетки и разжевал их.
— Допинг, — пояснил он, — великое изобретение. Скажи спасибо, что я недавно побывал в уборной. Ты можешь перевязать мне шею?
— Пожалуй.
Пока Бен перевязывал, Джимми говорил, не умолкая:
— Пару минут я думал, что сойду с ума. Буквально, клинически… Ее губы… она меня кусает… — он сглотнул. — А когда она это делала, мне нравилось, Бен. Вот в чем вся дьявольщина. Ты можешь этому поверить? Если бы ты ее не оттащил, я бы… я бы мог позволить ей…
— Забудь.
— И еще я должен сделать одну вещь, которая мне не нравится.
— Какую?
— Сейчас. Посмотри на меня.
Бен закончил перевязку и слегка отклонился, чтобы посмотреть на Джимми.
— Что?
И вдруг Джимми ударил его. У Бена в глазах засветились звезды; шатаясь, он отступил на три шага и опустился на пол. Потряс головой и увидел, как Джимми осторожно слазит со стола и подходит к нему. Он судорожно зашарил в поисках креста, думая: «Вот это называется концовка. О’Генри, ты болван, безмозглый, идиотский…»
— В порядке? — спросил Джимми. — Мне очень жаль, но это немного легче, если без предупреждения.
— Что, во имя неба?..
Джимми сел рядом с ним на пол.
— Сейчас я расскажу тебе нашу историю. Она чертовски слабая, но Мори Грин нас, наверное, поддержит. Это сохранит мне практику и убережет нас обоих от тюрьмы или какого-нибудь приюта… а главное — мы сможем остаться на свободе, чтобы когда-нибудь одолеть этих, как бы они не назывались. Ты понимаешь?
— В общих чертах. — Бен потрогал подбородок и вздрогнул. Слева выросла большая шишка.
— Кто-то напал на нас, когда я осматривал миссис Глик, — пояснил Джимми. — Этот кто-то сбил тебя с ног и использовал меня, как половую тряпку. Вырываясь, он меня укусил. Это все, что каждый из нас помнит. Все. Понял?
Бен кивнул.
— Парень носил темную куртку, может — синюю, может — черную и не то зеленую, не то серую трикотажную кепку. Это все, что ты видел. О’кей?
— Ты не думал бросить свое докторство и заняться художественной литературой?
Джимми улыбнулся:
— На художества я мастак только в крайней личной нужде. Ты в состоянии все запомнить?
— Конечно. И, по-моему, история не так уж плоха. В конце концов, это не единственное исчезнувшее на днях тело.
— Надеюсь, до этого додумаются. Но окружной шериф еще большая штучка, чем Перкинс Джиллеспи. Надо будет следить за собой. Не переигрывать.
— Ты не думаешь, что какие-нибудь власти могут наконец разглядеть, что происходит?
Джимми покачал головой:
— Ни за что на свете. Ни малейших шансов. Нам придется постоять за город самим. И помни, что в его глазах мы — преступники.
Вскоре он пошел к телефону и вызвал Мори Грина и окружного шерифа Гомера Маккэслина.
Бен добрался к Еве после полуночи и приготовил себе чашку кофе в пустой кухне. Он пил медленно, вспоминая события ночи со всей тщательностью человека, избежавшего падения с обрыва.
Шериф оказался высоким лысеющим человеком. Он был медлителен, но глаза его сверкали наблюдательностью. Он достал огромный блокнот, прикрепленный к карману цепочкой, и, пока двое констеблей делали фотографии и снимали отпечатки пальцев, тщательно допросил Бена и Джимми. Мори Грин спокойно стоял на заднем плане, время от времени бросая на Джимми озадаченные взгляды.
Что их привело в покойницкую Грина?
Джимми продекламировал историю с энцефалитом.
Ну, нет. Джимми решил, что на первых порах лучше обойтись без огласки. Всем известно, что доктор Реардон не большой специалист хранить секреты.
Что, у женщины действительно был энцефалит?
Нет, почти наверняка нет. Джимми успел закончить осмотр до нападения. Он не сможет сказать, от чего умерла эта женщина, но во всяком случае не от энцефалита.
Могут они описать того парня?
Они смогли. Бен добавил пару коричневых ботинок, исключительно чтобы их описания не выглядели
