Альфред Дуглас, или Бози, как ласково называл его Уайльд, завладел всеми помыслами писателя. В одном из писем он с благоговейным восторгом признавался своему другу Роберту Россу: «Бози настоял на остановке для отдыха. Он подобен цветку нарцисса – такой ослепительно-бело-золотой... когда он возлегает на диване, он словно Гиацинт, и я преклоняюсь перед его красотой».
Писатель был буквально ослеплен своей любовью: абсолютно все в юном лорде вызывало его восхищение, даже его стихи, которые, по свидетельству остальных современников, были отнюдь не гениальны. «Любимый мой мальчик, твой сонет прелестен, и просто чудо, что эти твои алые, как лепестки розы, губы созданы для музыки пения в не меньшей степени, чем для безумия поцелуев. Твоя стройная золотистая душа живет между страстью и поэзией», – писал Уайльд своему возлюбленному в январе 1893 года.
Между тем писатель продолжал работать, и популярность его постепенно приблизилась к высшей точке. Все это не мешало Уайльду наслаждаться обществом обожаемого Бози. Разумеется, их связь хранилась в строжайшем секрете, но благодаря образу жизни, который вели влюбленные, рано или поздно все тайны должны были раскрыться. Именно так в конце концов и случилось.
Родители Альфреда давно подозревали о том, что их сын состоит в преступной связи со знаменитым писателем. В 1892 году леди Куинсберри, желая предотвратить несчастье, пригласила Уайльда с женой к себе в Брэкнелл. Разумеется, чопорная дама, истинное дитя Викторианской эпохи, в силу безупречного воспитания не могла открыто высказать свои опасения, и все ее попытки наставить Уайльда на путь истинный не увенчались успехом. В ответ на ее путаные и невнятные нравоучения писатель лишь невинно улыбался, делая вид, что совершенно не понимает, о чем идет речь. Единственным последствием разговора стал образ благочестивой и деспотичной леди Брэкнелл, недвусмысленно выведенный Уайльдом в комедии «Как важно быть серьезным». Тем не менее трагическая развязка не заставила себя ждать. Все началось с того, что один из приятелей Уайльда завладел его письмами к Бози, полными страстных признаний в любви, и вздумал использовать их для шантажа. Прекрасно понимая, чем все это может закончиться, писатель поспешил выкупить доказательства своей греховной любви, но некоторые из писем все же оказались в руках маркиза Куинсберри.
Обнаружив, что все его подозрения оправдались, отец лорда Дугласа пришел в ярость. В порыве оскорбленной гордости он оставил в клубе «Альбемарл» записку, начинавшуюся словами: «Оскару Уайльду – позеру и содомиту». Получив этот вызов, писатель почувствовал, что жизнь его кончена. «Башня из слоновой кости атакована низкой тварью. Жизнь моя выплеснута в песок», – в отчаянии писал он верному Роберту Россу.
Уайльд не видел иного выхода из ужасной ситуации, кроме как возбудить уголовное дело против своего обидчика. В этом его горячо поддержал Бози, не питавший к своему отцу ничего, кроме ненависти и презрения. 1 марта 1895 года писатель предъявил маркизу Куинсберри обвинение в клевете, и судебный процесс начался.
Близкие друзья Уайльда прекрасно понимали всю абсурдность этой идеи; более того, им было известно, что Куинсберри предоставил суду важное доказательство: список имен 12 молодых людей, способных в случае необходимости подтвердить, что писатель на самом деле намеревался склонить их к содомии. Но все попытки уговорить Уайльда отозвать иск, прекратить преследование и покинуть Англию были тщетны: писатель не желал мириться с оскорблением, несмотря на его очевидную справедливость.
Естественно, Куинсберри был оправдан, но на этом несчастья Уайльда не закончились. Обвинитель и обвиняемый мгновенно поменялись местами, и уже 6 ноября писатель был заключен в тюрьму Холлоуэй до начала слушания дела. Альфред Дуглас каждый день навещал своего возлюбленного, но вскоре по известным причинам он вынужден был уехать из страны.
Заседание суда было назначено на 26 апреля. Уайльд отстаивал свое право на любовь со всей пылкостью и страстью, на которую был способен. Его речь, произнесенная в ответ на вопрос судьи о том, что же это за «любовь, не смеющая назвать свое имя», была настоящим гимном, торжественно восславившим прекрасное благородное чувство, задавленное пошлой «добродетелью» и лицемерной «нравственностью» Викторианской эпохи.
Может быть, именно поэтому присяжные так и не смогли прийти к единому мнению и вынести свой вердикт. Уайльд был выпущен из тюрьмы под залог, и очередное заседание состоялось 20 мая 1885 года. На сей раз писатель единодушно был признан виновным в преступлении против нравственности. Суд определил для него максимальное наказание по этой статье: 2 года тюремного заключения с каторжными работами. Безусловно, если бы можно было вынести более строгий приговор, общество непременно воспользовалось бы этим. «На мой взгляд, это наказание слишком мягкое за все содеянное этим человеком», – заявил судья, объявив приговор.
Мир перевернулся буквально за одну секунду. Человек, находившийся на вершине славы, бывший кумиром миллионов, в одночасье стал никем. По решению суда все его рукописи и имущество (дом, бесценные коллекции картин и фарфора) были распроданы на аукционе. На момент трагедии ежегодный доход писателя составлял грандиозную сумму – более 8 тыс. фунтов; теперь у него не было ни пенса. Жена и сыновья Уайльда поменяли фамилию: позорное родство принесло бы им лишь одни несчастья. Многочисленные друзья и коллеги, только что поклонявшиеся гению, больше не желали знать преступника; лишь единицы по- прежнему остались ему верны. Дирекции театров, где пьесы Уайльда имели ошеломляющий успех, мгновенно отказались от постановок, а издатели и книготорговцы сожгли все экземпляры его книг.
Когда приговоренного писателя выводили из зала суда, во дворе его встречала толпа невежд и грубиянов, что пришли порадоваться его унижению. Подобно дикарям, они окружили осужденного и устроили безумную пляску с пением и хохотом, в которой излилась вся былая зависть и бессильная злоба ханжеского общества, неспособного противопоставить свою лицемерную мораль яркому таланту Великого Эстета.
Первые полгода своего заключения Уайльд провел в Пентовилльской и Уондсвортской тюрьмах, а весь последующий срок – в Рединге. Когда писателя вместе с группой других арестантов перевозили в этот небольшой город, расположенный недалеко от Оксфорда, на одной из станций собрались любопытные (как известно, ничто не может быть более привлекательным для черни, чем зрелище человеческого страдания и унижения). Один из зевак, стремясь, очевидно, продемонстрировать свою осведомленность, воскликнул: «Ба! Да ведь это Оскар Уайльд!» – и плюнул ему в лицо. Разве мог писатель в золотые дни своей славы предположить, что с ним когда-либо произойдет такое?
В тюрьме Уайльд испытал все несчастья, какие только могут выпасть на долю человека. Он лишился всего, что у него было; возлюбленный Бози за все 2 года не написал заключенному ни строчки, его мать умерла, жена и дети почти не навещали его. Здоровье Уайльда ослабло, и дух его был сломлен. Когда 18 мая 1897 года писатель покинул стены тюрьмы, он уже ничем не напоминал того ослепительного позера и прожигателя жизни, каким был совсем недавно.
Через несколько дней Уайльд встретился с теми немногими, что сохранили ему верность, и навсегда уехал из Англии. Под именем Себастьяна Мельмота писатель поселился на вилле в Берневале, местечке неподалеку от Дьеппа.
Все это время Уайльда не оставляла мысль о Бози, которого он отчаянно стремился увидеть. Лорд Альфред Дуглас проживал в Неаполе, и у разорившегося писателя совершенно не было денег на поездку; к тому же родственники его жены всеми силами старались помешать этой встрече. И тем не менее она состоялась: в этом Уайльду помог некто Винсент О’Салливан, предоставив необходимую сумму денег. Однако долгожданное свидание не принесло радости ни тому ни другому, и в декабре 1897 года Оскар Уайльд навсегда расстался с возлюбленным и вернулся в Париж.
Самым ужасным испытанием для Уайльда, привыкшего жить в роскоши, оказалась бедность. «Страдание можно, пожалуй, даже должно терпеть, – писал он Андре Жиду, – но бедность, нищета – вот что страшно. Это пятнает душу».
Оскар Уайльд умер в декабре 1900 года в нищете и забвении. На скромных похоронах его присутствовали немногочисленные друзья, среди которых был и Альфред Дуглас, по-прежнему поклонявшийся поверженному кумиру.
Одиссея Джеймса Джойса
Мир Художника – всегда особый, необычный мир. Явления внешней реальности находят в нем своеобразное отражение, подчас оставаясь за пределами эстетического восприятия. Нередко все, что касается земной жизни, в частности материальных благ, не составляет предмета интереса подлинных служителей искусства, а потому претерпеваемые этими людьми тяготы и лишения определяются ни чем иным, как складом их души, всецело отданной творчеству. Вероятно, к числу таких людей и принадлежал Джойс, чья жизнь являла собой истинный путь Художника. Фантастически гордый и самолюбивый, ставивший себя намного выше даже самых значительных событий своего времени, он к тому же обладал какой-то поразительной беспечностью в практических вопросах, зачастую, казалось бы, даже не задумываясь о необходимости приобретения каких бы то ни было средств к существованию.
Джеймс Августин Алоизий Джойс родился в Дублине 2 февраля 1882 года. Семья его была буржуазной, обладала весьма посредственным достатком, и, несмотря на то что Джойсы
