свойственной ему манере Джойс пренебрегал чужими мнениями. Однако вскоре даже для него стало очевидным, что, не объяснив читателю сути своей книги, он не сделает ее популярной, и несколько лет спустя Джойс открыл миру секреты «Улисса».
Как бы то ни было, появление «Улисса» стало настоящей сенсацией и принесло автору огромный успех и мировую славу. С этого момента образ жизни писателя стал устойчивым и стабильным, как в материальном плане, так и в духовном.
Первое место в жизни Джойса по-прежнему занимало искусство, и после окончания «Улисса» труд его стал воистину адским. Писатель не только упорно работал сам, но и в силу природной способности (а порой и склонности) управлять людьми в своих целях так или иначе заставлял помогать ему всех, кто находился рядом. По словам Филиппа Супо, близкого знакомого Джойса, все окружение художника превратилось в своеобразную «фабрику Джойса», где каждый приносил себя в жертву его труду.
Тем не менее аскетом писатель пока не стал. Свободное от творчества время (а оно иногда находилось) он, как и прежде, проводил в веселой компании, за интересным разговором и бокалом хорошего вина, поражая и очаровывая собеседников своим остроумием. Но даже в часы досуга все его мысли были заняты искусством и все разговоры вращались вокруг этой темы.
Огромное место в жизни художника занимала семья. Она для Джойса была единственным явлением окружающей действительности, сохранившим ценность. Более того, он ставил ее, пожалуй, не ниже, если не выше, своего творчества. Писатель был преданным, нежным и любящим по отношению к двум своим детям, а Нору в прямом смысле слова боготворил. Как любой другой человек, будь то даже самый великий художник, Джойс обладал даром любви к ближнему, и, равнодушный ко всему миру, он без остатка излил это чувство на свою семью.
Однако в силу своего нынешнего положения даже при всем желании Джойс не мог бы проводить время исключительно в работе или в кругу семьи. Став великим писателем, он вынужден был вести светскую жизнь, появляться в обществе. Несмотря на то что все это безумно его тяготило, художник продолжал посещать великосветские мероприятия, встречаться с журналистами и поклонниками. Очевидно, испытывая презрение ко всем этим людям, он, как ни странно, все же не желал отказываться от их уважения и симпатии, а главное – от популярности и успеха.
А между тем начался заключительный и самый трагический период в жизни Джойса. Связан он был с его последней работой – романом «Поминки по Финнегану», который исследователь творчества Джойса С. С. Хоружий назвал «самой странной книгой в мире». С этим мнением просто невозможно не согласиться: достаточно сказать лишь то, что роман написан на непонятном языке, выдуманном самим автором. Говорят, к концу работы над книгой даже сам Джойс не мог вспомнить значения многих созданных им слов.
Поэтому нет ничего удивительного в том, что новую книгу, которую все с нетерпением ждали, после появления на свет отдельных ее эпизодов никто не мог понять; многие даже не в силах были дочитать ее до конца. И может быть, все это было бы не столь драматично для Джойса, если бы эту реакцию не испытали его ближайшие друзья, неутомимые рабочие «фабрики Джойса». Как они ни старались, им не удавалось найти ни тени смысла в туманном и хаотичном пространстве книги.
Особенную тревогу вызывало отношение мисс Уивер, чья помощь до сего момента по- прежнему оставалась главным материальным источником творческой деятельности писателя. Понимая всю опасность такого положения вещей, Джойс любыми способами пытался заинтересовать меценатку своим новым творением, по мере сил разъяснить ей смысл и значение многих непонятных мест (в частности, написал ключ, по объему в несколько раз превышавший текст самого романа), но все его усилия не увенчались успехом.
На этом этапе жизни Джойс действительно не мог писать по-другому: «непонятность» книги была не пустой прихотью автора, а внутренней потребностью души (к этому моменту он стал полагать, что исчерпал все возможности привычного английского языка). Художник ни в коем случае не хотел мириться с таким вполне естественным неприятием критики; до самой смерти он героически отстаивал ценность своего творения, всеми силами убеждая читателей принять его. Он был уверен в том, что люди обязаны посвящать свои жизни чтению его книг, и искренне недоумевал, когда они отказывались это делать. И это уже было настоящей трагедией.
Отчаяние Джойса усугублялось еще и тем, что многие поклонники, прежде боготворившие писателя, ныне от него отвернулись. «Фабрика Джойса» прекратила свое существование, и лишь немногие сохранили былую верность художнику.
От некогда кипевшей энергии писателя не осталось и следа. Резко ухудшилось его здоровье: с 1907 года Джойса мучила тяжелая болезнь глаз, которая впоследствии стала прогрессировать; бесчисленные операции не давали результатов, и к 1930 году художник почти полностью ослеп. Появились проблемы и в семейной жизни: казалось, единственный островок любви и доверия в огромном враждебном мире вот-вот погрузится в темный омут безумия. Это мрачное чувство было вызвано постепенно развивавшейся душевной болезнью дочери Лючии, которая проявлялась в беспочвенной и необъяснимой ненависти к Норе. Все это делало жизнь Джойса поистине невыносимой.
И тем не менее странная книга была наконец завершена. Это дало автору повод для последней надежды – надежды на то, что, может быть, теперь ее поймут и оценят, и всемирная слава и всеобщий почет вернутся вновь. Исполнению этой мечты парадоксальным образом помешали некоторые факты внешней действительности, всегда глубоко презираемые Джойсом.
Художник никогда не придавал значения войнам, революциям, глобальным историческим потрясениям, будучи убежден в том, что история способна только «комически повторять себя». Но начинавшаяся Вторая мировая война была уже чем-то более значительным и страшным, чем все пережитое прежде, и Джойс не мог этого не понимать.
Вначале он все же пытался сохранить свое обычное презрительное равнодушие, считая надвигавшиеся события очередным повторением пройденного, лишенным всякой цели и смысла. На все оживленные и встревоженные разговоры он реагировал бесстрастными репликами вроде «Да, я слышал, какая-то война...». Но, несмотря на это, с течением времени стало понятно, что более сохранять эту позицию невозможно.
Главная опасность войны для Джойса заключалась в том, что она могла воспрепятствовать миру прочитать «Поминки по Финнегану». Возможно, он даже полагал, что именно для этого она и началась. В первые дни войны писатель беспрестанно повторял: «Надо, чтобы они оставили в покое Польшу и занялись „Поминками по Финнегану“».
Но вскоре, помимо этой серьезной проблемы метафизического свойства, война принесла Джойсу и его семье весьма ощутимые бытовые неудобства. Париж заполонили войска; постоянные бомбежки делали существование обессиленного, морально истощенного писателя мучительным. Всеобщее бедствие уже казалось Джойсу чем-то ничтожным и не стоящим внимания, но в то же время он не мог в один миг отказаться от своих принципов, которые пронес через всю жизнь.
Несмотря на кажущуюся абсурдность суждений (в частности, относительно «Поминок»), Джойс до самой смерти сохранил трезвый рассудок и теперь прекрасно отдавал себе отчет в том, что было бы по меньшей мере смешно и глупо в свете надвигавшегося Апокалипсиса полагать главной трагедией отсутствие интереса критики к своей книге. Но думать по-другому он просто не мог: это означало бы, что абсурдом была вся его прежняя жизнь.
Выхода больше не было. Оставалось напиваться до бесчувствия, выбрасывать последние деньги на ветер и без конца твердить: «Мы быстро катимся вниз».
В 1940 году, когда жить во Франции стало невозможно, семья писателя переехала в Швейцарию. Здесь художник провел свои последние дни: 13 января 1943 года одиссея Джеймса Джойса закончилась.
Заплати налоги и иди на паперть.П. Дж. Проби
Настоящее его имя было Джеймс Маркус Смит. Он родился в достаточно обеспеченной техасской семье в 1938 году. Родители прочили ему военную карьеру и устроили в военную академию, но очень скоро Смит понял, что жесткая армейская дисциплина, уставной распорядок и субординация – это не для него. С легким сердцем он покинул стены академии и отправился на поиски славы и «длинного доллара» в Мекку актеров и певцов – Голливуд.
Талант у парня был. Он отлично пел, причем одинаково хорошо мог исполнять кантри, рок-н-ролл, оперу и блюзы. Конечно, ему было понятно, что с именем Джеймс Смит карьеру на «фабрике грез» не сделать, и он стал Джеттом Пауэрсом... На некоторое время.
Карьеру он начинал с того, что подражал Элвису Пресли. Не так, правда, как затем это делали многочисленные последователи короля рок-н-ролла, сделавшие карьеру в 60-е годы ХХ века, отнюдь нет. Просто не королевское это дело – исполнять грязную работу, а потому именно Пауэрс- Смит делал демонстрационные записи для фильмов с участием Пресли.
Жизнь он вел вполне богемную. Оттягивался по полной в компании с друзьями и знаменитостями, ночуя то в гараже, то у товарища, а порой и в полицейском участке, куда его периодически забирали за нарушение общественного порядка. Собственно, именно полиции, а вернее, термину уголовного законодательства США «probation», то есть «освобождение на поруки», он и обязан появлению своего псевдонима, Проби, который он принял при
