Повседневная жизнь
1. Одежда и украшения
Пройдитесь по одному из великолепных итальянских музеев – в Риме, Флоренции или Неаполе – и устройте своей душе праздник античной скульптуры. Не ограничивайтесь только поздними работами, такими, как «Аполлон Бельведерский» и «Лаокоон», столь популярными у современных исследователей. Есть и другие, менее известные, меньше говорящие неопытному взгляду и, возможно, именно поэтому представляющие собой произведения более истинного и чистого искусства. Таковы, например, «Умирающая Ниобида» в музее Терм и самая духовная из всех женских статуй – «Психея с Капуи». Осмотрев скульптуры в одном из этих музеев, вы будете вынуждены признать, что страна, пусть только собравшая, а не создавшая их, обладает глубоким пониманием красоты человеческого тела.
И поэтому еще труднее понять постоянную неприязнь к наготе, проходящую через всю римскую литературу. Можно процитировать резкое и откровенное изречение Луцилия: «Корень порока – в том, чтобы видеть других нагими». Цицерон наверняка украсил свою роскошную виллу многими произведениями скульптуры – и тем более поразительно, что он был вполне согласен с мнением старого поэта. Мы не поймем, в чем дело, пока не прочтем Сенеку, который клеймит все, связанное с гимнастикой, как недостойное римского гражданина. Итак, гимнастика годится для жалких греков; но подходящие развлечения для римлянина – только оружие и доспехи. Это может напомнить нам об увлечении гладиаторскими боями: истинные римляне восхищались ими, но никогда не принимали в них участия. В гимнастике же необходима нагота. В этой связи мы также должны признать, что гимнастика не годилась для истинных уроженцев Рима. Грубый чувственный характер этой нации мешал им видеть в нагом теле что-либо, кроме сексуального стимула. Цицерон полагал, что гомосексуализм является естественным следствием наготы («Тускуланские беседы», iv, 33), а Проперций и Плавт демонстрируют нам, что нагим телом любимого человека восхищались с чисто эротической точки зрения, а не как творением искусства
Весьма многозначительно, что в латыни слово
И при этом они были рьяными коллекционерами обнаженной скульптуры. Почему? Они заполняли свои комнаты этими статуями либо чтобы развлечься эротическими фантазиями, либо – к чему я сильнее склоняюсь – потому, что обладали подсознательными мыслями и чувствами, более истинными, более возвышенными и более гуманными, чем мы можем заключить из приведенных выше осуждающих изречений. У Плиния Старшего есть примечательные слова («Естественная история», xxxiv, 5 [10]): «В обычае у греков – ничего не скрывать, римляне же и воины даже статуи облачают в доспехи». Если бы это было правдой, мы бы не знали римских статуй, не покрытых доспехами, но это не так – в нашем обладании находятся бесчисленные нагие статуи Антиноя и многих других персонажей. Это замечание означает лишь то, что римляне предпочитали изображать своих великих людей, таких, как Август и его наследники, в воинской форме, а не нагими. Самое полезное объяснение этого замечания приводит Лессинг в «Лаокооне»: «Красота – главная цель искусства. Одежда изобретена по необходимости – но какое дело искусству до необходимости? Я согласен, что костюм обладает известной красотой, но что сравнится с красотой человеческого тела?» Истинный художник предпочитает незадрапированную природу. Но римляне не были истинными художниками. По крайней мере, они никогда не сознавали красоту нагого тела так, как греки. Единственные существенные римские ню – это портретные статуи Антиноя; однако римская скульптура достигает больших высот в своих интересных портретах мужчин и женщин. (Разумеется, в позднюю эпоху, с ростом моды на посещение огромных общественных бань, нагота стала более распространенным явлением.)
Обратимся к римскому костюму. В наше время мы не можем сказать со всей уверенностью, что одежда – продукт необходимости. Костюм, особенно женский, гораздо теснее связан с сексом. Природные инстинкты велят женщине быть сексуально привлекательной для мужчин – от этой привлекательности зависит продолжение человеческого рода, – и поэтому женщины не только могут, но и вправе делать все, что вызывает у мужчин сексуальное возбуждение. Красота женского тела нужна для привлечения мужчин; поэтому было бы вполне естественно, если бы женщины демонстрировали всю свою красоту без всяких ограничений. Им мешают это делать не климатические условия, а тот факт (установленный опытом), что совершенно нагое тело производит менее возбуждающий эффект, чем частично скрытое. Такая теория в наши дни является общепризнанной. Она объясняет и все изменения женского костюма, и многие – мужского. Вполне справедливо можно сказать, что без секса не было бы и моды. Неизвращенный человек со здравым восприятием оценит костюм как «красивый», если он естествен и не обнажает, не скрывает полностью фигуру и различные ее части. Соответственно, такая женская статуя, как «Каллипига», которая показывает лишь таз, обладает особенно возбуждающим эффектом, в то время как статуя совершенно нагой женщины будет всего лишь «красивой».
И поэтому поразительно, что древним народам мода, требующая изменений костюма, была неизвестна. (Греки и римляне схожи в этом отношении.) В конце концов, мода – это всего лишь обнажение или сокрытие различных частей тела, представляя собой всецело вопрос эротической необходимости. Это подтверждается тем фактом, что женщины, не желающие оказывать эротический эффект (монахини и медсестры), никогда не носят модной одежды: их одежда всегда простая и никак не обнажает или подчеркивает какие-либо части тела.
Итак, мы сказали, что в древние времена моды в нашем понимании не существовало. Часто менялся цвет, но покрой – никогда, а общий стиль – редко. С древнейших времен римляне носили нижнюю одежду – тунику, и верхнюю – тогу. Женщины всегда носили довольно длинную тунику и верхнюю одежду, которая называлась стола. Конечно, никто не спорит, что тогу со временем сменила более практичная одежда для повседневной жизни и путешествий – разнообразные плащи, позаимствованные у греков и других народов, – а в III веке до н. э. женскую столу сменила далматика (длинная туника с рукавами). Но все эти изменения относительно несущественны и несопоставимы с постоянной сменой мод в наше время.
Факт остается фактом: мода – современное изобретение. Ее отсутствие в древние времена нельзя объяснить тем, что сексуальная жизнь древних народов была более примитивной и «чистой», чем наша. Мы уже видели, что это не так. Причина иная. Древние народы, особенно римляне, знали, как производить эротический эффект, не меняя покрой костюма, а разнообразя драпировки и ткани, относительно которых не было жестких правил. В этой связи можно привести цитату из захватывающей путевой книги Лотара «Между тремя мирами» (с. 260): «Искусство древнего костюма выражается в том, что не существовало предписанного стиля драпировки – каждый человек носил одежду и драпировал ее так, как сам пожелает». Соответственно, вариации во внешнем виде одного костюма могли производить совершенно разное впечатление.
Женщина могла выставлять свое тело напоказ в той степени, в какой считала корректным и уместным. Респектабельные матроны из высших кругов выглядели строго и величественно в столах с длинными церемонными складками. Но совершенно иной эффект производила дамочка легкого поведения, которая проскользнула в комнату своего любовника Овидия в одной лишь тунике, ожидая, что он в своей страсти сорвет ее, что тот и сделал. Точно так же в романе Апулея очаровательная и фривольная Фотида появляется в длинной легкой тунике, немедленно возбудив в герое страсть.
Женщины, желавшие произвести столь же потрясающий эффект столой, обычно подбирали для нее изысканные ткани. Сенека сурово ополчается на этот обычай («О благодеяниях», vii, 9): «Вот сирийские одежды, если только можно назвать их одеждами, – в которых нет ничего такого, чем можно было бы защитить тело или стыдливость. Эти одежды за огромные деньги вывозятся на продажу малоизвестными народами, дабы наши матроны всенародно являлись в том виде, в каком являются в своих опочивальнях». Такие ткани, легкие, как воздух, назывались косскими, потому что они ввозились в Грецию и Рим с острова Кос
