бессмысленным. Ювенал высмеивает юного хлыща, носящего подобные ткани, и советует ему ходить голым, поскольку «безумие менее постыдно».
Опять же, этими привлекательными нарядами из шелка и тонких тканей всегда пользовались женщины, живущие за счет любви – вольноотпущенницы, из которых, как мы видели, состояло практически все сословие римских проституток. Мы читаем у Горация («Сатиры», i, 2, 101):
Гораций говорит о вольноотпущенницах, обладать которыми было намного легче, чем замужними женщинами, против чего он всегда предостерегает своих читателей. Не нужно объяснять, что респектабельные замужние женщины, матроны, обычно одевались в менее привлекательные столы, а позже в крепко застегнутые далматики, – и те и другие шились не из прозрачных, а из простых шерстяных тканей. В соответствии с нерушимым обычаем мужчина брал женщину в супруги не для любви, а для того, чтобы она рожала детей и вела домашнее хозяйство.
Теперь поговорим о цветах римских одежд. Мужская тога всегда была белой. Дома и в путешествиях обычно носили ткани не столь маркие, более темных расцветок. В период империи цвета стали намного более разнообразными. Сенека говорит («О природе», vii, 31, 2): «Мы, мужчины, носим цвета, в какие порядочная женщина не оденется – это одежда проституток». Даже в раннюю эпоху, как мы видели из истории с отменой Оппиева закона, респектабельные матроны боролись за право носить пурпурное платье и добились этого права. На фресках из Помпей и Геркуланума мы видим, что женщины поздних эпох носили одежды самых разных расцветок. Вольноотпущенницы, конечно, выбирали яркие ткани под цвет своих волос или для контраста с ними, как говорит Овидий («Наука любви», iii, 188).
Разговор о римском костюме будет неполным, если мы не упомянем украшения. Римские женщины, как и все южные народы, любили украшаться. Нам известны римские браслеты, ожерелья, серьги, кольца на пальцы и на лодыжки, булавки, пряжки и фибулы (украшения, похожие на наши брошки), сделанные из драгоценных металлов и украшенные еще более дорогими камнями. Однако для исчерпывающего освещения этой темы нужно писать целый трактат. Нам хватит нескольких существенных примеров. Плиний («Естественная история», ix, 35 [58]) рассказывает, что супруга императора Калигулы владела жемчугами и изумрудами на сумму более чем в 400 тысяч фунтов. У Петрония читаем, что жена кичливого миллионера Тримальхиона носила золотые браслеты весом более 6 фунтов. Женщины особенно ценили жемчуг, который, согласно Плинию, носили в основном в серьгах. Сенека («О благодеяниях», vii, 9) говорит, что женщины иногда «расточали на одни уши по два и по три состояния», и насмешливо прибавляет, что «их уши уже приучены к ношению тяжестей».
Из драгоценных камней в основном использовались алмазы (только в перстнях), опалы, изумруды и бериллы. Далее шли многочисленные полудрагоценные камни – ониксы, горный хрусталь, яшма, халцедон, – вставленные в распространенные украшения, такие, как камеи, на которых иногда изображался портрет правящего императора. Но иногда это вело к неприятным результатам, как в случае с претором Павлом, о котором Сенека рассказывает следующий забавный анекдот («О благодеяниях», iii, 26): «Раз бывший претор Павел обедал в одном обществе, имея перстень с камнем, на котором было рельефное изображение Тиверия. Я допустил бы весьма большое неприличие, если бы стал подыскивать слова для описания того, как он взял горшок с нечистотами. Это обстоятельство было немедленно замечено одним из известных сыщиков того времени (Мароном). Но раб человека, для которого подготовлялись козни, вырвал перстень у своего господина, находившегося в состоянии опьянения; когда же Марон пригласил гостей в свидетели того, что изображение императора было брошено в нечистоты, и приступил уже к составлению бумаги для подписи (акта), раб показал, что перстень находится в его руке».
Женщины, особенно вольноотпущенницы и проститутки, любили длинные тонкие золотые цепочки, свисавшие с их шей над грудью и по бокам
Наконец, следует описать прически римских женщин. (Разговор о том, как в разные периоды римской истории менялась мода на бороды, сейчас необязателен.)
В романе Апулея (ii) есть очень интересный отрывок, показывающий нам, как мужчина ценил волосы своей любовницы, в какой восторг приходил от их густоты и красоты и с каким крайним презрением относился бы к современной моде на короткие стрижки.
«Интересовали меня только лицо и волосы… ведь они всегда открыты и первыми предстают нашим взорам; и чем для остального тела служат расцвеченные веселым узором одежды, тем же для лица волосы – природным его украшением. Наконец, многие женщины, чтобы доказать прелесть своего сложения, всю одежду сбрасывают или платье приподымают, являя нагую красоту, предпочитая розовый цвет кожи золотому блеску одежды. Но если бы (ужасное предположение, да сохранят нас боги от малейшего намека на его осуществление!), если бы у самых прекраснейших женщин снять с головы волосы и лицо лишить природной прелести, то пусть будет с неба сошедшая, морем рожденная, волнами воспитанная, пусть, говорю, будет самой Венерой, хором граций сопровождаемой, толпой купидонов сопутствуемой, поясом своим опоясанной, киннамоном благоухающей, бальзам источающей, – если плешива будет, даже Вулкану своему понравиться не сможет. Что же скажешь, когда у волос цвет приятный, и блестящая гладкость сияет, и под солнечными лучами мощное они испускают сверкание или спокойный отблеск и меняют свой вид с разнообразным очарованием: то златом пламенея, погружаются в нежную медвяную тень, то вороньей чернотою соперничают с темно-синим оперением голубиных горлышек? Что скажешь, когда, аравийскими смолами умащенные, тонкими зубьями острого гребня на мелкие пряди разделенные и собранные назад, они привлекают взоры любовника, отражая его изображение наподобие зеркала, но гораздо милее? Что скажешь, когда, заплетенные во множество кос, они громоздятся на макушке или, широкой волною откинутые, спадают по спине? Одним словом, прическа имеет такое большое значение, что в какое бы золотое с драгоценностями платье женщина ни оделась, чем бы на свете ни разукрасилась, если не привела она в порядок свои волосы, убранной назваться не может».
Мужчина, поющий подобный гимн волосам своей возлюбленной, должен желать, чтобы она отдалась ему с распущенными волосами; и именно это героиня «Метаморфоз» делает для своего любовника.
Но римляне в основном не обращали особого внимания на красоту длинных женских волос – они предпочитали видеть их причесанными каким-либо из бесчисленного количества способов. Как иначе мы объясним гигантское разнообразие причесок, упоминаемых Овидием («Наука любви», iii, 139)? Овидий, ценитель женщин, советует им выбирать прическу, соответствующую форме их головы. Не будем вдаваться в подробности; однако Овидий говорит, что различных видов причесок столько же, сколько пчел на Гиблейских лугах и зверей в Альпах. В этой же связи он упоминает и распространенный обычай красить волосы и носить парики. С того момента, как в Риме стали известны золотистые волосы германских женщин, римские дамы тут же страстно возжелали обладать такими же вместо своих черных кудрей. Следствием этого стал расцвет торговли париками, сделанными из светлых или рыжих волос германских девушек
Весьма ценились пышные кудри красивых юных рабов (напр.:
В завершение мы должны упомянуть, что женщины не только красиво укладывали волосы, но и пользовались разнообразными булавками: золотыми и украшенными камнями – для того, чтобы закрепить прическу. Нужно упомянуть также ленты, сеточки, жемчужные шапочки и диадемы. Сколь велико было разнообразие стилей, поймет любой, кто взглянет на монеты или скульптурные портреты римских
