Введение в чтение Гегеля

Гегель говорит об этом со странной жестокостью в примечании к «Лекциям» 1805–1806 учебного года (vol. XX, р. 202, примечание 3)[337]:

«Североамериканские дикари убивают своих родителей; мы делаем то же самое.»

Конечно, воспитанный своими родителями ребенок продолжает их общественное и политическое дело, которое есть само их бытие, и таким образом обеспечивает им «загробную жизнь» в этом мире, единственно возможную, совместимую со свободой «загробную жизнь» (впрочем, ограниченную во времени). Но историческая загробная жизнь сохраняет всеобщность индивидуального действия, неизменно уничтожая его единичность, и таким уничтожением будет как раз смерть индивида. Воспитывая ребенка, родители готовят свою собственную человеческую, или историческую, смерть, по своей воле переходят из настоящего в прошлое.

Гегель очень ясно говорит это в «Лекциях» 1803–1804 учебного года (vol. XIX, р. 223, 18—20-я строки, и р. 224, 13—22-я строки):

«Обучая ребенка, родители вкладывают в него свое уже ставшее (gewordenes) сознание и тем порождают свою смерть. — В процессе образования неосознанное единство ребенка снимается и само в себе артикулируется, становясь образованным сознанием; родительское сознание представляет собой материал для его образования. Родители для ребенка — это смутное предчувствие (Ahnen) самого себя; они снимают простое стесненное (gedrungenes) в-себе-бытие (Insichsein) ребенка. То, что они ему отдают, то они и теряют; они умирают в нем; то, что они ему отдают, — это их собственное сознание. Здесь сознание представляет собой становление в нем какого-то другого сознания, и родители наблюдают в становлении ребенка снятие самих себя (Aufgehobenwerden).»

История — это трансценденция ограниченная (посюсторонним). Это «снятие» Человека, «отрицающего» себя (в качестве налично-данного) и «сохраняющегося» (в качестве человеческого бытия), «превосходящего» самого себя (= прогресс) посредством сохраняющего само-отрицания. Это «движение» заключает в себе и предполагает конечность того, кто «движется», т. е. смерть творящих Историю людей.

Как конечность, или временность, отрицательность, или свобода, смерть, служит одновременно последним основанием и первым движителем Истории. Потому-то и неизбежны в Истории несущие смерть войны и кровавые революции.

В работе о «Естественном праве» (1802 год) Гегель решительно утверждает историческую необходимость войн (vol. VII, р. 372, строки 5–8, 16–21, 24–35, и р. 373, 21- 22-я строки):

«Положительное (Positive) абсолютной формы [= Человек] есть абсолютно нравственное (Sittliche), а именно, принадлежность народу [= Государство], коль скоро единичное недвусмысленно доказывает (erweist) свое единство (Einssein) с народом лишь негативным образом, рискуя жизнью [на войне]. — Эта связь (Beziehung) индивидуальности [политической] с индивидуальностью [политической, = Государство] есть отношение (Verhaltnis) и, значит, двоякая связь; с одной стороны, она — положительная, равноправное [и] спокойное мирное сосуществование (Nebeneinanderbestehen) обеих. С другой стороны, эта связь — отрицательная, исключение одной индивидуальности другой; и обе эти стороны абсолютно необходимы… Второй стороной отношения положена необходимость войны ради формообразования (Gestalt) и индивидуальности нравственной целостности [= Государство]. Война, [как раз постольку] поскольку на войне всегда существует возможность уничтожения (vernichtet) не только отдельных особенностей, но и их совокупности (Vollst'andigkeit) [понятой] как жизнь, — и это ради самого Абсолюта, т. е. ради народа [= Государство], [война] оберегает нравственное (sittliche) здоровье народов при полном безразличии к их особенностям, привычкам и соответствующим установлениям (Festwerden), подобно тому как ветер предохраняет озерные воды от загнивания, к которому предрасполагает долгое безветрие точно так же, как и продолжительный и, хуже того, вечный мир [предрасположил бы народы к разложению], — [ибо] то [Человек], что есть по своей природе [каковой является для Человека Действование] отрицающее, должно оставаться отрицающим и не должно становится чем-то раз и навсегда установленным (Festes).»

Также и в «Лекциях» 1805–1806 учебного года Гегель подчеркивает то обстоятельство, что именно неизбежная в войнах смерть делает войну пружиной Истории (vol. XX, р. 261, 18-я строка — р. 262, 2-я строка):[338]

«Военное сословие и война являются действительным принесением самости в жертву, они ставят индивида перед опасностью смерти, и последний созерцает (Anschauen) свою абстрактную непосредственную негативность подобно тому, как он является своей позитивной непосредственной самостью (…) так что [на войне] каждый, как вот этот отдельный (индивид), сам себя делает (macht) абсолютной властью [Macht], созерцает сам себя как абсолютно свободного, а для себя и реально по отношению к другому (Anderes) как всеобщую негативность. Это разрешается (gewarht) ему только в войне: это преступление [совершаемое] ради Всеобщего [= Государство]; ради сохранения [опосредованного отрицанием] целого [= Государство] от врага, который стремится его разрушить. Это отчуждение (Entausserung) [Единичного во Всеобщее] должно иметь такую абстрактную форму, в нем не должно быть ничего личного, убивают и встречают смерть хладнокровно, не в открытом сражении, где отдельный (индивид) встречается с противником лицом к лицу и убивает его с ненавистью; нет, убивают и умирают безлично, смерть приходит из порохового дыма.»

Стало быть, именно война, несущая смерть, обеспечивает историческую свободу и свободную историчность Человека. Человек историчен настолько, насколько действенно он участвует в жизни Государства, и высшей формой такого участия будет добровольный риск жизнью в войне чисто политического характера. Таким образом, человек настолько на самом деле историчен, или человечен, насколько он — воин или, по крайней мере, может стать воином.

Гегель без обиняков говорит об этом в «Системе морали» (1802? год). Здесь он еще допускает непременное деление общества на три «сословия» (St'ande), или класса: крестьяне, ремесленники и торговцы, дворянство. Первые два «сословия» трудятся, но не воюют и не рискуют жизнью ради Государства. Напротив, дворянство — сословие по существу военное, что позволяет ему вести по- настоящему человеческую жизнь, при этом не работая и пользуясь продуктами труда других классов: «их труд — только война и потребное воину обучение (Bildung)» (vol. VII, p. 476, 16—18-я строки). Так вот, только дворянство — и оно одно — творит Историю. Прочие классы лишь «претерпевают» ее, им ничего не остается, как смотреть со стороны на историческое движение, воплощенное в политической и военной жизни дворянства.

Гегель выражает эту мысль на сугубо «метафизическом», читай шеллингианском, языке, но выражает достаточно ясно (vol. VII, р. 476, 38-я строка—477, 8-я строка):

«Главная польза [от военного дворянского сословия] в том, что оно есть абсолютно реальная форма нравственности, являющая собой также и для них [для прочих сословий] образ Абсолюта [= Государство], существующий (seien- de) как налично-данное и находящийся в движении [= диалектическом, = историческом, т. е. представляет собой], реальное созерцание самого высшего из того, что только требует сущность морали. По своей природе эти [невоенные сословия] застыли в этом созерцании. Они пребывают вне абсолютного понятия, посредством которого она [эта сущность], положенная (gesetztes) для их сознания лишь в качестве внешнего (Ausseres), сделалась бы их собственным абсолютным [диалектически] движущимся Духом, который преодолел бы (uberw'ande) все их различия и [налично-дан- ные] особенности. То, что их нравственная природа достигает этого созерцания, — это преимущество им даровано первым сословием [военной аристократией].»

Позже, как раз в «Феноменологии духа», Гегель отходит от этого «феодального» понимания общества. Наличие праздного военного сословия он считает теперь лишь исторически преходящим явлением. Но и в «Феноменологии» он снова говорит об исторической необходимости войн.

Здесь Гегель среди прочего говорит следующее (р. 324, 9—30-я строки / с. 241, 14-я строка снизу— 242, 5-я строка/):

«Таким образом, с одной стороны, общественность (Gemeinwesen) может организовываться в систему личной независимости и собственности [частной], личного и вещного права [частного]; а с другой стороны — расчленять на собственные сочетания (ZusammenkUnften) и делать независимыми способы