человек в Иисусе Христе — лишь временное пристанище Бога, он ему подчинен[135] У Гегеля наоборот, даже при его антропотеизме то обстоятельство, что человек — Бог, и значит — трансцендентный Дух, утратило существенное значение. Определяющая черта Человека, духовного в Человеке, это уже не возможность транс- цендирования, бегства от Мира в потустороннее, но, напротив, возможность устроиться в Мире, подчиняя его себе.)
Нижеследующая фраза лишь уточняет то, что Гегель уже сказал.
Он пишет (р. 482, 24—31-я строки /с. 369/):
«Поэтому хотя разные представления внутри отдельной религии и воспроизводят все [диалектическое] движение ее форм, тем не менее характер каждой религии определен особенным (besondere) единством сознания [-внешнего] и самосознания, т. е. тем, что самосознание вмещает в себя определение предмета сознания [-внешнего], благодаря своему действованию полностью присваивает его себе и знает его как существенное определение по сравнению с другими [определениями]».
В каждой Религии Верующий знает, что акцентируемый аспект «существен» (wesentlich). И Гегель только что объяснил, почему. Потому что в эмпирической реальности Человек с помощью Действования осуществляет тот конститутивный элемент своего существования, сознание которого он обрел в виде существеннной черты своего Бога. Этот элемент — его элемент, поскольку он произведен им; и этот элемент является реальным, потому что он поместил его в реальный Мир, и следовательно, именно в этом элементе он поистине реален и человечен, т. е. духовен. (Ибо: «Истинное Бытие человека есть его Действие»). Стало быть, ч этом аспекте он сохранит Дух как таковой, дух, который ему все еще представляется божественным. Словом, в своем теологическом Мышлении Человек приписывает какую-то характерную черту своему Богу, потому что своим Действованием он осуществил ее в своем Мире.
Гегель прямо говорит это в следующей фразе (р. 482, 31—37-я строки /с. 369/):
«Истина [-объективная] веры в определении религиозного духа [т. е. в какого-то определенного Бога] выявляется в том, что действительный дух [т. е. Народ, имеющий данную Религию] таков (so), каково формообразование [= Бог], в котором он созерцает себя в религии, — как, например, в воплощении бога, которое встречается в восточной [дохристианской] религии, не содержится истина [-объективная], потому что в действительном духе этой религии нет этого примирения [читай: Единичного и
Всеобщего, притом что Единичное — это всегда Человек, а Всеобщее — Бог в Религии и Государство для Гегеля].»
Это понятно. Die Wahrheit — явление некоторой реальности в собственном и точном смысле слова. Стало быть, Правда в той или иной Религии присутствует только в той мере, в которой содержащаяся в теологии идея осуществлена в Мире, где эта теология в ходу.
Так, утверждает Гегель, христианская теология — не истина до тех пор, пока христианский Мир не осуществил идею Индивидуальности, т. е. синтез, совмещение Единичного и Всеобщего, реального Человека и Духа.
(Это безобидное на первый взгляд замечание заключает в себе всю гегелевскую критику Христианства. Христианство станет истиной только тогда, когда христианская идея Индивидуальности осуществится в этом Мире. Но с того мига, когда этот идеал осуществлен, он перестает быть идеалом. Иными словами, Человек перестает проецировать себя в потустороннее, мыслить его в тео- логических понятиях. Вместо того чтобы бежать Мира, он принимает его и признает себя в нем. Как только Христианство осуществляется в пост-революционном наполеоновским Мире, оно перестает быть Религией. Став Истиной, оно становится атеистической антропологией Гегеля, Наукой, выражающей абсолютное Знание.)
Наконец, в отрывке, заключающем это Введение (р. 482, 37-я строка — р. 483, 7-я строка /с. 369/), Гегель объясняет, как именно будут рассматриваться в главе VII различные Религии, возникавшие в ходе истории:
«Здесь [т. е. в главе VII] нет надобности возвращаться от целостности определений [Духа] к отдельному определению и показывать, в каком формообразовании внутри него и его особой религии содержится полнота (Vollstandigkeit) прочих определений. Более высокая форма, будучи отодвинута назад и подчинена более низкой форме, теряет свое значение для обладающего самосознанием духа, принадлежит ему только поверхностно и относится к его представлению. Более высокую форму следует рассматривать в ее специфическом (eigentiimlichen) значении и там, где она составляет принцип этой особой религии и удостоверена (bewhart) ее действительным духом».
Этим Гегель указывает на различие, существующее между феноменологией Религии, как она будет изложена в главе VII, и историей Религий в обычном смысле слова.
Историк описывает ту или иную религию такой, какой она представляется тем, кто в нее верит или верили. Феноменолог описывает только существенные особенности этой религии. Это значит — он пытается поместить ее в целое процесса религиозного развития и указать ее роль в этом процессе. Другими словами, он хочет понять, как и почему общий итог этого развития стал следствием таких-то и таких-то этапов. И чтобы обеспечить понимание, он «идеализирует» этапы. Иначе говоря, он берет ту или иную религию не такой, какой она была на самом деле, но такой, какой бы она должна была быть, если бы она совершенно понимала сама себя, если бы она в совершенстве исполняла свою историческую миссию. И чтобы справиться с этой задачей, он должен снова укоренять каждую из религий во взрастившем ее Мире. Иными словами, написать (и понять) главу VII можно только после написания (и уразумения) главы VI.
а. — Das Lichtwesen /Светлое существо/ (р. 483–484 /с. 369–370/)
Речь идет об индо-иранской религии света (равным образом о «Мана» первобытных религий, неизвестной Гегелю).
Р. 483, 1-й абзац /с. 369/. Здесь Гегель резюмирует онтологическую, метафизическую сторону своей Системы. Это Введение в параграф.
Р. 483, последний абзац — р 484 /с. 370, 1-й абзац/: сам текст параграфа.
Человек здесь — некое reines Ich /чистое Я/: Желание еще не наполнено содержанием, Человек еще не действовал. Он обретает сознание природного Sein как чего-то данного, неизменного; тем самым он осознает лишь одну сторону самого себя, он осознает себя только как Желание, т. е. нечто данное, природное (Sein). Но это Sein «mit dem Geiste erfiillt» /«исполнено Духом»/; оно очеловечено и заключает в себе форму eines Herr (Господина). Человек обретает сознание божественного, потому что он — не только Bewuptsein /Сознание/, но также и Selbstbewuptsein. У Человека есть неудовлетворенное Желание (ибо будучи удовлетворенным, желание исчезает). «Господин» (р. 483, последняя строка /с. 370/) здесь — это Господин до Борьбы, будущий Господин, т. е. Человек-вожделения из Введения в главу IV. В соответствующем естественной Религии Обществе еще нет Рабов. Это Общество, где голодают и испытывают любовное влечение, Общество пиршеств и сексуальных оргий.
Обожествленное Sein здесь — «Gestalt der Gestaltlosigkeit» /«форма бесформенности»/ (р. 484, 3-я строка /с. 370/): Свет (чистый, «абстрактный») и Мрак (там же);[136] это символ пустоты Вожделения (сумеречное Я = Мрак) по
