Валентин. Не беспокойся, Евгений. Я сам провожу Вику.
Женя. Пожалуйста.
Вика. Нет, нет. Раз уж вы оба так добры ко мне, так пойдемте все вместе.
Гера. Вместе так вместе. И я с вами. Да, Валя.
Валентин. Чего тебе? Простите, Вика, я сейчас…
Ну, что тебе?
Гера. Я твой доклад перенес на завтра.
Валентин
Гера. Тот самый, который ты забыл подготовить. О Попове. Смотри же не забудь. Ребята здорово обидятся. Да я тебе завтра опять напомню.
Валентин. Нашел время говорить о докладе.
Гера. А почему не сказать? Вспомнил и сказал.
Валентин. Надо понимать, где удобно говорить, а где неудобно.
Гера. Я ж как для тебя лучше — напоминаю, а если говорить о неудобстве, то уж чего может быть неудобнее; обмануть столько ребят!
Валентин. Хватит! Иди отсюда!
Гера. Зачем я пойду? Мне и здесь хорошо.
Валентин. Тогда я уйду!
Гера. Наглец!
Костров. Кого это ты так, Коробов?
Гера. Да это я, Иван Федорович, Листовского. Просто возмутительно, до чего зазнался. На глазах портится парень! О нем надо поставить вопрос на комсомольском собрании.
Костров. Поставим. Ты только не горячись. Надо поглубже разобраться, почему он в последнее время охладел к своей работе. Надо понять причины. А так, как ты, разве можно!
Гера. Нет, нет, Иван Федорович, вопрос о нем ставить надо! Ребята идут!
Все
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
КАРТИНА ПЯТАЯ
Яковлева. Заканчивая сегодняшний урок, я хочу обратить ваше внимание на то, что сила советского патриотизма, проявившегося в Великой Отечественной войне, связана со славным героическим прошлым нашего народа. История дает нам немало примеров этому.
Гера. Антонина Николаевна, расскажите какой-нибудь эпизод из Отечественной войны…
Яковлева. Хорошо. Я расскажу. Пример, по-моему, довольно яркий. Это была трудная осень 1941 года, когда наши войска отступали. Особенно тяжело переживал отступление командир одного из полков Северного фронта. Он свирепо поглядывал на тех, которые заговаривали о тяжелом положении. Два чувства двигали им тогда: ненависть к врагу и вера в победу. И вот однажды случилось то, о чем я и хочу вам рассказать.
Женя. Ничего, Антонина Николаевна.
Леня. Продолжайте, пожалуйста!
Яковлева. Полк проходил через сожженную артиллерийским огнем деревушку. Командир разрешил привал. Заснули бойцы, а командир присел на пороге и разложил на коленях карту. Вдруг слышит, к нему кто-то подходит. Поднял голову — стоит перед ним старик.
«Ты, что ль, командиром будешь?»
«Я, — отвечает командир, — а ты что хочешь?»
«Спросить тебя хочу, долго ли вы еще отступать будете?»
Побледнел командир. Подняли головы проснувшиеся бойцы, стали прислушиваться.
«Где же это видано, — продолжал старик, — где же это видано, чтобы русские от немцев бегали? Эх, вы, вояки! Этак и до Москвы недалеко!.. Совсем, что ли, уходите?»
«Вернемся, отец, слово солдата даю, что вернемся!»
Махнул старик рукой и ушел. И все боялись на командира взглянуть. Слышали, как дышит он прерывисто, словно больной.
Шестиклассник. Вы что, звонка не слышали?
Ваня и Гера. Закрой дверь. Марш отсюда!
Яковлева. Прошло три года. Командир, умелый и бесстрашный воин, получил