звание генерала, стал Героем Советского Союза. Но никогда не забывал он о старике. Как задумается, помрачнеет, так уж все знают — старика вспомнил. К этому времени силы гитлеровской армии были сломлены. Наши войска одерживали победу за победой. И довелось нашей дивизии освобождать это самое село. Командир тотчас же отправился искать старика. Выходит наш дед, оборванный, одряхлевший… Смотрит на командира, не узнает.
«Сынки мои, сынки мои…»— бормочет, и слезы по щекам.
«Помнишь, ты спрашивал меня вот тут, на этом самом месте, долго ли мы отступать будем? — говорит генерал. — Я тебе тогда сказал, что вернемся, и ты не поверил. А мы вот, здесь, пришли!»
Обнял его старик.
«Героем ты стал, — говорит. — Наград-то у тебя, наград!.. Дай же и я тебя награжу!.» — и приколол к груди генерала четыре Георгиевских креста.
«Прими от полного георгиевского кавалера честную солдатскую награду».
Смотрю я, а у нашего генерала на глазах слезы.
«Великое тебе спасибо, отец!»
Валентин
Пусти, я серьезно… Антонина Николаевна, разве вы были на фронте?
Яковлева. Да. Была. Вы свободны, ребята.
Валентин
Яковлева. Да?
Валентин. Я понимаю, вы должны презирать меня… Я очень перед вами… видите, тогда я шел извиняться… А сейчас я потому, что мне очень стыдно.
Яковлева. Листовский…
Валентин. Только, пожалуйста, не перебивайте! А то кто-нибудь войдет, и я не успею сказать…
Яковлева. Хорошо, Листовский.
Валентин. Простите и никому не рассказывайте. Я не хочу, чтобы они подумали… ну, словом, я не хочу, чтобы кто-нибудь знал.
Яковлева. Разве это стыдно?
Валентин. Нет, но я хочу, чтобы вы поняли, что я сам, сам прошу прощения, потому что не могу иначе, а не потому, что меня заставили.
Яковлева. Хорошо. Я никому не скажу. От всего сердца желаю вам быть всегда таким искренним, простым и честным, как сейчас.
Валентин
Тамара. Костров звонил. Придет на собрание.
Женя. Придет?
Тамара. Придет. И это очень хорошо. Пусть Валентин почувствует, насколько это серьезно. Жаль, что директора не будет, в горком вызвали. Физик придет.
Женя. Иван Сергеевич?
Тамара. Да. Борис Иванович тоже обещал прийти.
Женя. Вот это уж вряд ли: он опять себя плохо чувствует. Значит, Костров обязательно будет?
Тамара. Обязательно. А что это вас так занимает?
Женя. Валентину будет тяжело. Вы не представляете, какой он самолюбивый.
Тамара. Самовлюбленный, хотите вы сказать. Дружба, Женя, не в том, чтобы покрывать пороки друга, а в том, чтобы их исправлять.
Женя. Простите, Тамара, но менторский тон на меня мало действует.
Тамара. Эх, Женя, при чем тут менторский. Вы, как секретарь комитета и друг, постарались бы больше влиять на Валентина, а то ведь распустился он до невозможности. И что вы с ним носитесь?
Женя. Что бы вы ни говорили, а Валентин — гордость класса. Он первый претендент на золотую медаль.
Тамара. Напрасно вы думаете, что ее получают только такие «гении», как ваш Валентин. Больше шансов, на мой взгляд, у тех, которые учились не рывками, как он, а добросовестно и честно, как Леня Жарков или хотя бы как вы…
Женя. Пойду ребят соберу.
Леня. Еще никого нет?
Тамара. Если вы меня не считаете человеком, то никого.
Леня. Что вы, Тамарочка…
Женя. Да, где же ребята?
Леня. Соберутся. Уж сегодняшнее собрание мало кто пропустит.
Женя. Это почему же?
Леня. А ты уж забеспокоился?
Женя. Я просто спрашиваю.
Леня. «Просто»! Боишься, как бы Валентина твоего не обидели. Вот заботливый друг!
Женя
Леня
Женя. Тогда мне просто жаль тебя.
Ваня. Сегодня Листовский мобилизует все свое красноречие.