— Знаешь, ты такая сладкая… там… — он хищно улыбнулся.
— Скотина! — я метнулась к нему, замахиваясь. Он ловко отскочил, не теряя зрительного контакта.
Я зарычала, кидаясь следом, не позволяя пелене злости полностью завладеть мною. Стыдно сказать, я боялась убить этого проходимца. Хотя покалечить не отказалась бы.
Поняв мое состояние, Барский больше не позволял себе скабрезных намеков. Так мы и кружили по полю, все больше распаляясь. Мне это надоело, и, подскочив к замешкавшемуся у края поля оборотню, я выхватила из его руки меч. Тому осталось лишь ошеломленно смотреть на пустое место. Барский повторил мой маневр.
И вот уже мы кинулись навстречу друг другу. Мечи зазвенели, вышибая голубоватые искры. У меня появлялось чувство полета, когда я взмывала в воздух и, извернувшись, наносила удар своему противнику. Барский хищно скалился, отводя удар, его глаза горели черным пламенем, мышцы бугрились под темно- синей футболкой. Если бы не горячка боя, залюбовалась! Я нападала снова и снова, двигаясь с нечеловеческой грацией и ловкостью, пользуясь не боевыми навыками (которых и быть не могло), а проснувшейся силой, бурлившей по венам и жаждущей выплеснуться.
Я не заметила, в какой момент наши действия стали носить откровенно чувственный характер. Вот он, отразив удар, проводит по моей груди рукой, прежде, чем отбросить меня назад. Вот я, поднырнув под направленным на меня мечом, проезжаю по земле на коленях, скользя рукой вниз по обтянутой черной кожей ноге.
Весь наш поединок наполнился чередой касаний-обниманий. И стал походить на необыкновенный эротический танец.
В какой-то момент я оказалась прижата спиной к его груди со стиснутыми крест-накрест руками.
— Довольно! — пророкотал над ухом его низкий голос.
— Да! — я была с ним согласна. Мы оба были на пределе и тяжело дышали. Но не от усталости.
— Все! Мы заслужили отдых, — отрезал он, откидывая в сторону свое и мое оружие.
Я без лишних разговоров потопала за ним в сторону лестницы.
Тут подскочила Ирина и схватила меня за руку.
— Слушай, я думала, ты его убить хочешь, — нервно захихикала она, непонятно, чему радуясь.
Я впервые оглянулась. Оборотни обоих полов стояли, восхищенно глядя на меня. Ха! А я-то думала, что сексуальное напряжение, завладевшее нами, заметили все. Повеселев, я чуть ли не вприпрыжку направилась за Барским.
Мы спускались по лестнице, когда он внезапно развернулся — и вот я уже распластана по стеночке сильным жарким телом, а мой рот целуют со всей страстью, разгоревшейся в поединке.
Время остановилось. Полигон с его обычным шумом исчез. Я всецело растворялась в этом мужчине, покорялась, плавилась, не желая, чтобы меня отпускали.
Внезапно он отстранился, тяжело дыша. Я, как завороженная, наблюдала за сменяющимися выражениями его лица, такого близкого и родного. И в то же время, властного и сильного.
— Пойдем, — он схватил меня за руку и буквально поволок дальше.
Наше путешествие до дома напоминало какой-то бешеный бег с внезапными остановками и поцелуями.
Видно, моя скорость передвижения перестала его устраивать, потому что меня просто перекинули через плечо, и вокруг все завертелось, как в калейдоскопе.
Барский ввалился в гостиную и, не давая очухаться, опрокинул мое бренное (кстати говоря, несопротивляющееся) тело на диван.
Я упоенно отвечала на поцелуи, наравне участвуя в собственном раздевании. Вещи летели в разные стороны, опадая, словно листья. В прохладной гостиной мне было жарко от обжигающих поцелуев и горячих ладоней на груди. Тело выгибалось и требовало продолжения банкета. Мной завладело устойчивое чувство, что я наконец-то попала домой. Здесь мое место!
Тут наше блаженное забытье разорвал предательский телефонный звонок.
— К дьяволу! — рыкнул распаленный Барский и, не глядя, выключив звонок, откинул сотовый подальше.
Но настырный телефон снова противно затрещал где-то под столом.
— Черт! Легче ответить, — он поднялся. Его мускулистая грудь ходила ходуном от хриплого дыхания и блестела от пота. — Не смей сбежать, — ткнул он пальцем в мою сторону. Как будто бы я могла! Мои дрожащие ножки не справились бы с такой сложной миссией.
— Да! — рявкнул он в трубку, и я невольно пожалела его несчастного оппонента. Оглохнет ведь, бедняга.
Дальше по разговору поняла, что звонила Ирина и сказала нечто действительно важное (закралось нехорошее подозрение по поводу спланированности времени звонка), потому что Барский, чертыхаясь, стал натягивать одежду. Я тоже неуверенно потянулась за своими шмотками.
— Значит, так, — пришпилил он меня взглядом к дивану. — Вернусь поздно вечером, — чеканил он, — и очень рассчитываю тебя найти в своей кровати. Если тебя там не окажется, я расценю это как приглашение посетить твою спальню. Ясно?
Я кивнула с видом провинившегося ребенка. А что? Я ничего! Я только 'за'! Да и попробуй, захлопни дверь перед озверевшим от желания оборотнем! Я вот не рискну…
Оставшееся до вечера время, я слонялась по дому как неприкаянная. Возбуждение давало о себе знать. Намаявшись, я взглянула на часы и подпрыгнула — семь часов! Как ошпаренная, понеслась в свою комнату. Там пронеслась маленьким смерчем, собирая разбросанные вещи, потом плюхнулась на кровать и застыла в растерянности. Что же делать?
Я встала и, как во сне, сложила покрывало, потом подошла к большому зеркалу, висящему на стене, и не узнала в нем себя. На меня смотрела огромными глазищами миниатюрная нимфа. Обычная бледность была скрашена лихорадочным румянцем на щеках. Темные волосы крупными волнами спадали на плечи. Вид не портил даже красноватый отлив в глазах.
'А ничего так! Пожалуй, на такую можно и запасть', — думала я, вертясь перед зеркалом. Маленькая, ладненькая, за неделю тренировок фигурка стала более подтянутой.
С такой комплекцией всегда есть возможность прикинуться слабой и беззащитной. Большим и сильным мужчинам как раз такие и нравятся.
В волнении прошла к окну и уставилась на белые хлопья, осыпающие и без того заснеженную землю. Вид из окна не помог успокоиться, еще больше усугубляя тянущее беспокойство.
Так, что же лучше: скромность или разврат? Вспомнив, что мужчины любят в женщинах тайну, я бегом направилась в комнату Барского, бесцеремонно порылась в его шкафу и, вытащив белоснежную футболку, вернулась к себе, где быстренько переоделась. Потом нырнула под одеяло и даже ручки на груди сложила. Но вскоре меня посетила мысль, что на покойницу даже озверевший оборотень не клюнет.
Я резво вскочила, второпях запнувшись за упавшее одеяло, и снова подбежала к зеркалу. Снимая его с гвоздя, заметила в его глубине нечто, облаченное в белый саван. Нет, так, явно, не пойдет. Поставив зеркало на тумбочку, притулившуюся у стены, напротив кровати, удостоверилась, что последнюю в нем хорошо видно. Потом, скинув футболку, в одном розовом белье легла на кровать и, глядя на свое отражение, стала принимать различные позы. Уже через десять минуть нелепых барахтаний пришлось с прискорбием признать, что порнодивой мне стать не суждено. С вздохом быстро вернула многострадальное зеркало на место. Не хватало еще, чтобы Валентин увидел мой позор.
Подумав, что он вряд ли получит большое удовольствие от возни с застежкой лифчика или (брр!) от его разрывания, я, плюнув на все, скинула с себя последние покровы и снова нырнула под одеяло.
Выдержала я ровно десять минут, а потом стала крутиться волчком, пытаясь прогнать провокационные мысли.
А вдруг он не придет? Ведь я пренебрегла его пожеланием и осталась в своей спальне. Вот позору-то будет! Я села на кровати, потом снова легла.
А если он просто посмеется надо мной? Ему ведь больше трехсот лет. А кто я? Ребенок, по сравнению с ним.
