республиках Азербайджане, Туркмении и Узбекистане, а также в христианской Грузии соответствующие законы сохранились.
Советские медики и юристы очень гордились прогрессивностью своего законодательства. На Копенгагенском конгрессе Всемирной лиги сексуальных реформ (1928) оно даже ставилось в пример другим странам. В 1930г. Марк Серейский писал в 'Большой Советской Энциклопедии':
Советское законодательство не знает так называемых преступлений, направленных против нравственности. Наше законодательство, исходя из принципа защиты общества, предусматривает наказание лишь в тех случаях, когда объектом интереса гомосексуалистов становятся малолетние и несовершеннолетние.[98]
Официальная позиция советской медицины и юриспруденции в 1920-е годы сводилась к тому, что гомосексуализм - не преступление, а трудноизлечимая или даже вовсе неизлечимая болезнь:
Понимая неправильность развития гомосексуалиста, общество не возлагает и не может возлагать вину за нее на носителя этих особенностей... Подчеркивая значение истоков, откуда такая аномалия растет, наше общество рядом профилактических и оздоровительных мер создает все необходимые условия к тому, чтобы жизненные столкновения гомосексуалистов были возможно безболезненнее и чтобы отчужденность, свойственная им, рассосалась в новом коллективе[99]
Надежды на 'радикальное излечение' всех гомосексуалов Серейский возлагал на возможность пересадки им семенников гетеросексуальных мужчин.
Формальная декриминализация мужеложства не исключала возможности преследования и дискриминации гомосексуалов и лесбиянок под разными другими предлогами, а открывшиеся в начале XX века возможности серьезного философского и художественного обсуждения этой темы постепенно были сведены на нет.[100] Тем не менее формально однополая любовь между взрослыми людьми была легальной. Однако 17 декабря 1933 г. было опубликовано Постановление ВЦИК, которое 7 марта 1934г. стало законом, по которому 'мужеложство' снова стало уголовным преступлением и эта норма вошла в уголовные кодексы всех советских республик. Согласно статье 121 Уголовного кодекса РСФСР, оно каралось лишением свободы на срок до 5 лет, а в случае применения физического насилия или угроз, или в отношении несовершеннолетнего, или с использованием зависимого положения потерпевшего, - на срок до 8 лет.
В январе 1936 г. нарком юстиции Николай Крыленко заявил, что гомосексуализм - продукт разложения эксплуататорских классов, которые не знают, что делать; в социалистическом обществе, основанном на здоровых принципах, таким людям, по словам Крыленко, вообще не должно быть места. Гомосексуализм был, таким образом, прямо 'увязан' с контрреволюцией.[101]
Позже советские юристы и медики говорили о гомосексуализме преимущественно как о проявлении 'морального разложения буржуазии', дословно повторяя аргументы германских фашистов. Характерна в этом плане анонимная статья 'Гомосексуализм' во втором издании 'Большой Советской Энциклопедии' (1952). Ссылки на биологические истоки гомосексуализма, которые раньше использовались в гуманных целях, как довод в пользу его декриминализации, теперь отвергаются:
Происхождение Г. связано с социально-бытовыми условиями, у подавляющего большинства лиц, предающихся Г., эти извращения прекращаются как только субъект попадает в благоприятную социальную обстановку'. В советском обществе, с его здоровой нравственностью, Г. как половое извращение считается позорным и преступным. Советское уголовное законодательство предусматривает наказуемость Г., за исключением тех случаев, где Г. является одним из проявлений выраженного психич. расстройства. В буржуазных странах, где Г. представляет собой выражение морального разложения правящих классов, Г. фактически ненаказуем.[102]
Точное число жертв этого бесчеловечного закона не знает никто. Первая официальная справка на этот счет опубликована лишь в годы перестройки и касается 1987 г., когда по статье 121 был осужден 831 человек. В предыдущие годы жертв было, по-видимому, больше.
Статья 121 была направлена не только против гомосексуалов. Ее нередко использовали также для расправы с инакомыслящими, набавления лагерных сроков и т.д. Порой из этих дел явственно торчали ослиные уши КГБ. Так было, например, в начале 1980-х годов с известным ленинградским археологом Львом Клейном, процесс которого с начала и до конца дирижировался местным КГБ, с грубым нарушением всех процессуальных норм. Это делалось, чтобы запугать интеллигенцию.
Применение закона было избирательным. Известные деятели культуры, если они не вступали в конфликт с властями, пользовались своего рода иммунитетом, на их сексуальные наклонности смотрели сквозь пальцы. Но стоило человеку не угодить влиятельному начальству, как закон тут же пускался в дело. Именно с его помощью сломали жизнь и судьбу великого армянского кинорежиссера Сергея Параджанова, причем следователь Киевской прокуратуры, который вел его дело, и поныне гордится своей работой.[103] Во второй половине 1980-х годов подвергли позорному суду, уволили с работы и лишили почетных званий главного режиссера Ленинградского театра юного зрителя народного артиста РСФСР Зиновия Корогодского и т. д. Таких примеров очень много.
Интересна беспринципность, проявленная в этом вопросе Максимом Горьким. В 1907 г. в письме Леониду Андрееву Горький писал по поводу тогдашнего русского литературного авангарда: 'Все это - старые рабы, люди, которые не могут не смешивать свободу с педерастией, например, для них 'освобождение человека' странным образом смешивается с перемещением из одной помойной ямы в другую, а порою даже низводится к свободе члена и - только'[104]
Однако двадцать лет спустя он опубликовал теплое предисловие к русскому переводу рассказа Стефана Цвейга 'Смятение чувств'. По словам Горького, 'Цвейг, первый в литературе, изображает мучения однополой любви, и магия его таланта ставит читателя перед лицом еще одной тяжкой человеческой драмы'[105] Вроде бы писатель что-то понял и подобрел?
Но 23 мая 1934г. он напечатал в 'Правде' и 'Известиях' статью 'Пролетарский гуманизм', в которой приветствовал новое репрессивное законодательство и даже утверждал, что легализация гомосексуализма явилась одной из причин победы германского фашизма[106]
Антигомосексуальным законом сексофобия не ограничилась. 17 октября 1935 года был принят Закон СССР 'Об ответственности за изготовление, хранение и рекламирование порнографических изданий, изображений и иных предметов и за торговлю ими'. Расплывчатые и неточные формулировки этого закона позволяли возбуждать уголовные дела и отправлять людей в тюрьмы по самым пустяшным поводам.
27 июня 1936 года были запрещены и стали уголов-но наказуемыми искусственные аборты, за исключением тех случаев, когда их делают по медицинским показаниям. Подготовка к этому велась давно. С конца 1920-х гг. в стране систематически снижалась рождаемость. Количество рождений на тысячу населения уменьшилось с 45 в 1927 до 31,1 в 1935 г.[107] Это объяснялось многими причинами, но в глаза бросалось совпадение во многих районах (Брянск, Москва, Ленинград, часть Украины, Северный Кавказ и др.) снижения рождаемости с увеличением числа абортов. В Ленинграде количество абортов на тысячу населения с 1924 по 1928 г. выросло более чем в б раз; в 1924 г. на 100 рождений приходился 21 аборт, а в 1928 г. - 138. В Москве в 1930-х абортов было вдвое больше, чем рождений. Если добавить сюда нелегальные аборты, проблема оказалась действительно серьезной.
В 1920-х гг., легализуя аборты, власти понимали бесполезность репрессий и пытались стимулировать рождаемость оказанием материальной помощи матери и ребенку. В 1930-х гг. выяснилось однако, что рождаемость снижается не из-за бедности: более состоятельные городские семьи рожали меньше детей, чем бедные. Более образованные работающие женщины не хотели рожать много детей. Но желания женщин были властям глубоко безразличны. В спорах об абортах теперь, в отличие от 20-х гг. фигурировали преимущественно демографические аргументы: государству нужны новые работники (и, хотя об этом не говорили вслух, солдаты). Женщинам, которые протестовали против запрещения абортов, а таких писем было очень много, Николай Крыленко ответил, что считать 'свободу аборта' одним из гражданских прав женщины - это большая ошибка. О том, что так считал сам Ленин, нарком юстиции, естественно, умолчал. Другой руководящий товарищ объяснил, что материнство - не только биологическая, но и общественная, государственная функция.
То, что запрещая аборты, думали не о здоровье женщин, а только о примитивно и ложно понятых интересах государства, доказывается тем, что запрещение абортов не было компенсировано заботой о создании более гуманных и цивилизованных форм контрацепции, как это предлагали русские медики еще в
