под моей редакцией этого понятия не было. В наиболее либеральных и поздних (I960 и последующие годы) изданиях это понятие упоминалось в статьях, посвященных личности, но об автономии личной жизни от государства говорилось лишь вскользь, а возможность рассогласованности личного и общественного в условиях развитого социализма отрицалась или преуменьшалась. Никаких правовых гарантий неприкосновенности личной жизни не существовало.
Развод делал человека политически неблагонадежным, а в брежневские времена, когда отдельные везунчики стали ездить за рубеж, - невыездным. Если такого человека его начальство все-таки пыталось отправить в загранкомандировку, то в характеристике указывали:
'Причины развода парторганизации известны' (и, следовательно, признаны уважительными). В 1978 г. перед самым вылетом в Швецию на международный социологический конгресс выездная комиссия ЦК исключила из состава делегации двух профессоров Московского университета только потому, что они дважды разводились (хотя на момент поездки оба снова состояли в браке). Еще недоверчивее относились к холостякам: а вдруг он бабник, или, еще того хуже, гомосексуал? Жены и дети были, в сущности, заложниками у государства, гарантами того, что человек вернется назад, на любимую Родину! Это называлось заботой об укреплении семьи и нравственности...
Заявления ревнивых или брошенных жен всесторонне рассматривались на партийных собраниях, причем люди жадно смаковали 'подробности'. Существовал даже анекдот о том, чем женщины разных наций удерживают своих мужей: немка - домовитостью, испанка - страстностью, француженка - изяществом и изощренностью ласк, а русская - парткомом. Другой анекдот рассказывает, как в партком поступило заявление жены, что ее муж не выполняет своих супружеских обязанностей. В чем дело? - спрашивают виновника. - Прежде всего, товарищи, я импотент. - Нет, - обрывает партсекретарь. - Прежде всего ты - коммунист!
Способствовала ли эта ханжеская репрессивная мораль укреплению семьи и 'здоровому сексу'? Разумеется, нет. Люди изворачивались, как могли. В молодежных общежитиях с каждым поколением все более открыто процветал групповой секс. О турбазах и домах отдыха и говорить нечего: вырвавшись из-под контроля родителей или супруга, молодые и не очень молодые люди пускались во все тяжкие, лихорадочно и вместе с тем уныло, как будто они выполняли и перевыполняли производственный план, наверстывали то, что было недоступно в повседневной жизни. На этот счет был тоже анекдот. Иностранца, вернувшегося из СССР, спрашивают: 'А публичные дома у них есть? - Есть, но почему-то они называются домами отдыха'.
Серьезную дезорганизацию в брачно-семейные отношения и половую мораль внесла война, оторвавшая миллионы людей от родных мест и породившая множество временных связей и внебрачных детей. Гибель миллионов мужчин на фронте одних женщин сделала вдовами, а других, юных, лишила шансов на замужество и создание семьи. В 1939г. в стране состояло в браке 78,7 процента женщин в возрасте от 25 до 29 лет и 81,8 процента 30-34-летних; в 1959г. соответствующие показатели составили лишь 54,9 и 48,3 процента.[127] Это не могло не влиять на сексуальное поведение поколения и его нравственные установки, включая отношение к внебрачным связям.
Мощным постоянно действующим фактором сексуальной жизни был ГУЛАГ. В сталинских лагерях и тюрьмах сидели многие миллионы людей. Они не только годами были оторваны от семьи и лишены нормальной половой жизни, но и приобщались к страшной лагерной жестокости, имевшей и свой сексуальный аспект (гомосексуальное насилие). Как сказывалось это на их последующей сексуальной жизни, какой опыт передавали они своим детям, близким и окружающим? Многие бывшие зеки и даже врачи были искренне убеждены в том, что тюремная среда - единственная причина распространения гомосексуальности.
Все эти вопросы стояли перед обществом уже в конце 1940-х - начале 1950-х годов, но никто не смел о них даже задуматься. Все, прямо или косвенно связанное с сексом, было, говоря словами иронической еврейской песни, 'неприлично, негигиенично и несимпатично'.
От подавления к приручению
...Наша фирма призвана уничтожить сексуальную дикость человека и призвать его натуру к высшей культуре покоя и к ровному, спокойному и плановому темпу развития... Из грубой стихии наша фирма превратила половое чувство в благородный механизм и дала миру нравственное поведение.
Сталинская сексуальная политика была последовательно репрессивной, основанной на подавлении и отрицании секса. Была ли она успешной?
Если иметь в виду искоренение сексуальной культуры и адекватного представления сексуальности в общественном сознании - безусловно, да. Все знания и цивилизованные представления об этой сфере жизни были выкорчеваны основательно и без остатка. Несколько поколений советских людей были выращены в атмосфере дикого сексуального невежества и обычно сопутствующих ему тревог и страхов. До 19б0-х годов секс был практически неназываемым, о нем не было никакой публичной информации. Собственной научной литературы не было, а иностранные книги не доходили даже до спецхранов и даже в научные библиотеки заказывать их было небезопасно.
Мне вспоминается в этой связи такой случай. В относительно либеральные 19б0-е годы, чтобы рационально и экономно тратить дефицитную валюту, отпущенную ленинградским библиотекам на покупку иностранной научной литературы, я консультировал их комплектование по философии, истории и социологии. Однажды, увидев в каталоге дешевую и, судя по аннотации, информативную книгу американского психиатра Фрэнка Каприо о половых преступлениях, я рекомендовал Публичной библиотеке ее выписать. Через год или больше мне звонит встревоженный цензор В. М. Тупицын, интеллигентный человек, с которым у меня были хорошие личные отношения. - Игорь Семенович, вы заказывали книгу Каприо? - Да, а что? - Страшный скандал! Мне сейчас звонил из Москвы взбешенный начальник Главлита, говорит, что это порнография, ее нельзя держать даже в спецхране, они хотят книгу уничтожить и требуют вашей крови. Пишите объяснительную записку. - Я книги не видел, но судя по аннотации - это не порнография. - Хорошо, я попытаюсь их уговорить, чтобы книгу прислали сюда временно, на мою личную ответственность, посмотрим вместе.
Когда книга пришла - все стало ясно. Как и рекламировалось, это была популярная книжка, основанная на опыте судебно-медицинской экспертизы, но автор цитировал подследственных, которые говорили, естественно, не по-латыни, а живым разговорным языком. Какая-то дама в Главлите прочитала, пришла в ужас, доложила начальству, и пошла писать губерния. Мы написали объяснение, московское начальство успокоилось, а книжка осталась в спецхране Публичной библиотеки. Но если бы Тупицын позвонил не мне, а в обком партии, я имел бы серьезные неприятности.
Почти вся сексологическая литература лежала на спецхране вплоть до 1987 г. Администрация библиотек 'бдела' еще больше цензоров. Марк Поповский вспоминает, что в Ленинской библиотеке, ему, врачу по образованию и известному писателю, отказались выдать сочинения Фрейда. То же самое делали в Ленинградской публичной библиотеке, хотя формально книги Фрейда не входили в списки запрещенной литературы. Однажды, когда мои студенты пожаловались на это, я даже устроил библиотечной администрации выволочку от Горлита, который был оскорблен тем, что библиотекари узурпировали его права. Впрочем, им гораздо чаще попадало за то, что они 'недобдели'.
Да что там Фрейд! Советские книги по сексопатологии в научных библиотеках - в обычных библиотеках таких книг вовсе не было! - не выдавались даже врачам без специального письма с места работы, удостоверявшего, что товарищ занимается именно сексопатологией, а не просто удовлетворяет свое нездоровое любопытство. Это прекратилось только после того, как уже в эпоху 'перестройки и гласности' я высмеял эту практику на страницах теоретического журнала ЦК КПСС 'Коммунист'. Раньше этого нигде бы не напечатали, - существование цензуры и ее порядки были такой же тайной, как и секс.[128]
