Поскольку единственным оправданием половой жизни было деторождение, всякая попытка предотвратить зачатие была настолько греховной, что контрацепция, искусственный аборт и детоубийство сплошь и рядом не различались, одинаково называясь 'душегубством'. Иногда попытки предотвратить зачатие с помощью трав или заговоров карались даже строже, чем аборт, потому что это было не только покушение на жизнь не родившегося младенца, но и языческое, антихристианское знахарство и ворожба, которыми занимались 'бабы богомерзкие'. Вообще сексуальные грехи, как и на Западе, часто ассоциировались с колдовством.
Церковь стремилась поставить под свой контроль не только поведение людей, но и их помыслы. Но хотя греховными были все не освященные церковью половые связи, основное внимание уделялось защите института брака. Супружеская измена, 'прелюбодеяние' считалось гораздо более серьезным прегрешением, нежели 'блуд'.
Супружеская верность была главной семейной добродетелью, особенно для женщин. Муж признавался прелюбодеем только в том случае, если имел на стороне не только наложницу, но и детей от нее, тогда как жене ставилась в вину любая внебрачная связь.
Образ целомудренной и верной супруги занимает важное место в древнерусской литературе. Еще больше прославлялось и поэтизировалось материнство: рождение и воспитание детей составляли социальную и духовную сущность брака.
Браки заключались рано, не по собственной воле молодых, а по усмотрению родителей. Иногда жених даже не видел свою невесту до самой свадьбы. Одним из доводов в пользу ранних, до 14-15 лет, браков было сохранение целомудрия. За утрату его и за добрачные связи детей отвечали их родители. Хотя потеря невинности до брака не была по закону препятствием к его заключению, девственности придавали большое значение.
Среди свадебных и венчальных ритуалов XIV-XV веков существовал унизительный обычай 'вскрывания' невесты, с целью определения ее 'почестности', однако он не был всеобщим. Вот как описывал этот ритуал итальянский дипломат XVI века Барберини: ' Молодой объявлял родственникам супруги, как он нашел жену - невинною или нет. Выходит он из спальни с полным кубком вина, а в донышке кубка просверлено отверстие. Если полагает он, что нашел жену невинною, то залепляет отверстие воском. В противном же случае молодой отнимает вдруг палец и проливает оттуда вино'.
К сексуальным похождениям неженатых мужчин и юношей церковь, как и крестьянская община, относились более снисходительно, особенно если связь была не с замужней женщиной, а с 'блудницей', рабыней или вдовой.
Много места в пентенциалиях занимает 'противоестественный' секс. Самым массовым грехом была, конечно, мастурбация, которую называли греческим словом 'малакия' или славянским 'рукоблудие'. Мастурбировать или даже сознательно предаваться похотливым мыслям значило вызывать Дьявола. В одной легенде, распространенной в России XVII века, юноша, регулярно занимавшийся рукоблудием, обнаружил, что его член превратился в змею. Но поскольку этот порок не затрагивал главных социальных интересов и к тому же был очень распространен, его наказывали сравнительно мягко - постом от 40 до 60 дней и многочисленными земными поклонами. Техника мастурбации значения, по-видимому, не имела, но страх перед ней был велик и такие факты редко придавались гласности. Даже на рубеже XX в., корреспондент Этнографического бюро князя В.Н. Тенишева (Тенишевский архив - один из важнейших источников по истории быта и нравов русского крестьянства), описывая быт и нравы крестьян Владимирской губернии, писал, что 'противоестественные шалости встречаются среди детей, среди взрослых таких случаев нет'; однако в другом отчете описывается случай онанирования при помощи колесной гайки от тарантаса.
Понятие 'содомии' в Древней Руси было еще более расплывчатым, чем на Западе, обозначая и гомосексуальные отношения, и анальную интромиссию, независимо от пола партнеров, и вообще любые отклонения от 'нормальных' сексуальных ролей и позиций, например, совокупление в позиции 'женщина сверху'. Самым серьезным грехом было 'мужеблудие' или 'мужеложство', когда связь с 'неправильным' сексуальным партнером усугублялась 'неправильной' сексуальной позицией (анальная пенетрация). Однако на Руси к этому пороку относились терпимее, чем на Западе; церковное покаяние за него колебалось от одного до семи лет, в тех же пределах, что и гетеросексуальные прегрешения. При этом во внимание принимали и возраст грешника, и его брачный статус, и то, как часто он это делал, и меру его собственной активности. К подросткам и молодым мужчинам относились снисходительнее, чем к женатым. Если анальной пенетрации не было, речь шла уже не о мужеложстве, а всего лишь о рукоблудии.
Лесбиянство считалось разновидностью мастурбации. Епископ Нифонт (XII в.) считал сексуальный контакт двух девушек-подростков меньшим грехом, чем гетеросексуальный 'блуд', особенно если девственная плева оставалась целой.
Хотя православную церковь очень заботило распространение гомосексуальности в монастырях, к бытовым ее проявлениям относились терпимо. В Домострое содомия упоминается вскользь, как бы между прочим. В Стоглаве (1551) ей посвящена специальная глава 'О содомском грехе', предписывающая добиваться от виновных покаяния и исправления, 'а которые не исправляются, ни каются, и вы бы их от всякие святыни отлучали, и в церковь входу не давали'. Однако, как не без иронии подметил Леонид Хеллер , пьянство осуждается там гораздо более темпераментно.
Почти все иностранные путешественники и дипломаты, побывавшие на Руси в XV-XVII вв. (Герберштейн, Олеарий, Маржерет, Коллинс и др.), отмечали широкое распространение гомосексуальности во всех слоях общества и удивительно терпимое, по тогдашним европейским меркам, отношение к нему. Английский поэт Джордж Тэрбервилл, посетивший Москву в составе дипломатической миссии в 1568 г., был поражен открытой гомосексуальностью русских крестьян сильнее, чем казнями Ивана Грозного. В стихотворном послании своему другу Эдварду Данси он писал:
Хоть есть у мужика достойная супруга, Он ей предпочитает мужеложца-друга. Он тащит юношей, не дев, к себе в постель. Вот в грех какой его ввергает хмель.
По-видимому, несмотря на свои многочисленные женитьбы, баловался с переодетыми в женское платье юношами и сам Иван Грозный; такие подозрения высказывались современниками по поводу его отношений c юным женоподобным Федором Басмановым, который услаждал царя пляской в женском платье.
Как писал хорватский католический священник Юрий Крижанич, проживший в России с 1659 по 1677 год, 'здесь, в России, таким отвратительным преступлением просто шутят, и ничего не бывает чаще, чем публично, в шутливых разговорах один хвастает грехом, иной упрекает другого, третий приглашает к греху; недостает только, чтобы при всем народе совершали это преступление'.
Митрополит Даниил, популярный московский проповедник эпохи Василия III, в своем двенадцатом поучении сурово осуждает женоподобных молодых людей, которые '... женам позавидев, мужское свое лице на женское претворяеши': бреют бороду, натираются мазями и лосьонами, румянят щеки, обрызгивают тело духами, выщипывают волосы на теле и т.п.
Столетием позже знаменитый непримиримый протопоп Аввакум навлек на себя страшный гнев воеводы Василия Шереметева, отказавшись благословить его сына, 'Матфея бритобрадца'. Комментируя это место аввакумовой автобиографии, известный специалист по древнерусской литературе Н.К. Гудзий писал, что мода брить бороду пришла на Русь с Запада в XVI веке. 'Бритье бороды тогда имело эротический привкус и стояло в связи с довольно распространенным пороком мужеложства'.
Конечно, здесь возможны преувеличения: служители церкви всегда были склонны преувеличивать пороки своей паствы, а обвинения в сексуальной ереси помогали скомпрометировать врага. Тем не менее, С.М. Соловьев доверял этим свидетельствам и писал, в свойственном его эпохе морализаторском стиле: 'Нигде, ни на Востоке, ни на Западе, не смотрели так легко, как в России, на этот гнусный, противоестественный грех'.
Вероятно, за этим стояла не сознательная терпимость, а равнодушие и натуралистически-варварское принятие 'фактов жизни' (в Западной Европе так тоже было в раннем средневековье, костры инквизиции зажглись значительно позже). Как бы то ни было, ни в одном русском законодательстве до Петра Великого, гомосексуализм не упоминался и не наказывался.
Очень сурово осуждалось церковью сексуальное насилие. Во всех древних обществах оно было массовым явлением, особенно в периоды войн и мятежей, которые происходили, в сущности, постоянно. Православная церковь занимала в этом вопросе самые непримиримые позиции. В отличие от права многих
