Криминальная сексуальная символика, язык и ритуалы везде и всюду тесно связаны с иерархическими отношениям власти, господства и подчинения, они более или менее стабильны и универсальны почти во всех закрытых мужских сообществах.13 В криминальной среде реальное или символическое, условное (достаточно произнести, даже не зная их смысла, определенные слова или выполнить некий ритуал) изнасилование - прежде всего средство установления или поддержания властных отношений. Жертва, как бы она ни сопротивлялась, утрачивает свое мужское достоинство и престиж, а насильник, напротив, их повышает. При 'смене власти' прежние вожаки, в свою очередь, насилуются и тем самым необратимо опускаются вниз иерархии. Так что дело здесь вовсе не в сексуальной ориентации и даже не в отсутствии женщин, а в основанных на грубой силе социальных отношениях господства и подчинения и освящающей их знаковой системе, которая навязывается всем вновь пришедшим и передается из поколения в поколение.
Самые вероятные кандидаты на изнасилование - молодые заключенные. При медико-социологическом исследовании 246 заключенных, имевших известные лагерной администрации гомосексуальные контакты, каждый второй сказал, что был изнасилован уже в камере предварительного заключения, 39 процентов - по дороге в колонию и 11 процентов - в самом лагере.14 Большинство этих мужчин ранее не имели гомосексуального опыта, но после изнасилования, сделавшего их 'опущенными', у них уже не было пути назад.
Вот пример, описанный Еленой Светловой в газете Московский комсомолец:
'Мне сказали: 'Он не будет с вами говорить'. Он согласился. Невысокий симпатичный паренек, которого ничуть не портила ни черная роба, ни короткая стрижка почти под нуль. Недавно исполнилось шестнадцать. В заключении - восемь месяцев. Срок - три года. Был арестован за карманную кражу. В колонии с ним никто не дружит. Он совершенно одинок. Никому не придет в голову угостить его маминым пирожком или привезенными родными конфетами. Он выкурит сигарету сам - после него ни один не сделает затяжку. Он 'опущенный'. В следственном изоляторе над ним надругались сокамерники.
- В хате (камера следственного изолятора на жаргоне) их было пятеро, трое по 117 (изнасилование) и двое взрослых. Они закрыли глазок. После третьего удара я потерял сознание. Потом случилось это.. Что я мог сделать?
- Сколько ты там был?
- Три с половиной дня.
- Но разве ты не мог позвать на помощь, попросить перевести в другую камеру?
- Нет. Бесполезно. В тюрьме 'внутренний телефон'. В тот момент, когда отправляли на пересылку, по тюремным дворикам прокричали про меня...
- А как тебе живется здесь?
- Сейчас нормально. Смотрят не так, не здороваются. Но не бьют, нет.
- Ты сам рассказал про свою беду?
- Нет. Председатель отряда сказал 'Мы все знаем'. Из той 'хаты' узнали, кто со мной этапом пойдет, и передали'.
'Не так смотрят', 'не здороваются' - это еще пустяки. Как правило, 'опущенным' дают в полной мере почувствовать себя изгоями. 'Просто так' им пробивают миски, сидят они отдельно, за последним столом.
Ужасающее положение 'опущенных' и разгул сексуального насилия в тюрьмах и лагерях подробно описаны в многочисленных диссидентских воспоминаниях (Андрея Амальрика, Эдуарда Кузнецова, Вадима Делоне, Леонида Ламма и других) и рассказах тех, кто сам сидел по 121 статье или стал жертвой сексуального насилия в лагере (Геннадий Трифонов, Павел Масальский, Валерий Климов и другие).15
'В пидоры попадают не только те, кто на воле имел склонность к гомосексуализму (в самом лагере предосудительна только пассивная роль), но и по самым разным поводам. Иногда достаточно иметь миловидную внешность и слабый характер. Скажем, привели отряд в баню. Помылись (какое там мытье: кран один на сто человек, шаек не хватает, душ не работает), вышли в предбанник. Распоряжающийся вор обводит всех оценивающим взглядом. Решает: 'Ты, ты и ты - остаетесь на уборку', - и нехорошо усмехается. Пареньки, на которых пал выбор, уходят назад в банное помещение. В предбанник с гоготом вваливается гурьба знатных воров. Они раздеваются и, сизоголубые от сполной наколки, поигрывая мускулами, проходят туда, где только что исчезли наши ребята. Отряд уводят. Поздним вечером ребята возвращаются заплаканные и кучкой забиваются в угол. К ним никто не подходит. Участь их определена.
Но и миловидная внешность не обязательна. Об одном заключенном - маленьком, невзрачном, отце семейства - дознались, что он когда-то служил в милиции, давно (иначе попал бы в специальный лагерь). А, мент! 'Обули' его (изнасиловали), и стал он пидором своей бригады. По приходе на работу в цех его сразу отводили в цеховую уборную, и оттуда он уже не выходил весь день. К нему туда шли непрерывной чередой, и запросы были весьма разнообразны. за день получалось человек пятнадцать-двадцать. В конце рабочего дня он едва живой плелся за отрядом...'16
По данным А.П. Альбова и Д.Д. Исаева, опросивших 1100 мужчин-заключенных, 'обиженные' составляют 8-10 процентов всех заключенных. Треть из них осуждены за изнасилование. Каждый 'обиженный' обязан безотказно сексуально обслуживать любого желающего, имея в среднем 30-50 партнеров, либо является исключительной собственностью привилегированной группы из 10-15 мужчин. Того, кто вступится за 'обиженного' или рискнет дружить с ним, самого ждет та же судьба. Это хорошо показано в фильме 'Беспредел'.
Сходная, хотя и менее жесткая система, существует и в женских лагерях, где грубые, мужеподобные и носящие мужские имена 'коблы' помыкают зависящими от них 'ковырялками'. Эти сексуальные роли также необратимы. Если мужчинам-уголовникам удавалось прорваться в женский лагерь, высшей доблестью считалось изнасиловать кобла, который после этого был обязан покончить самоубийством.17
Администрация тюрьмы или лагеря, даже при желании, практически бессильна изменить эти отношения, предпочитая использовать их в собственных целях. Один стукач, завербованный КГБ, рассказывал, что когда он донес своему оперуполномоченному о совершенном или готовящемся акте изнасилования, тот сказал: 'Саша, ну какая нам разница? Для нас все одинаковы, но лучше, конечно, когда изнасилованных больше, ведь они быстрее идут на контакт с администрацией и, главное, работают, как трофейные кони, потому что им больше делать нечего, как забыться в работе и искать у нас помощи от 'волков'... В общем, черт с ними, 'петухами'...18
Угроза 'опидарасить' часто использовалась следователями и охраной лагерей, чтобы получить от жертвы нужные показания или завербовать ее.
Вообще говоря, нравы советских тюрем и принятые в них ритуалы, язык и символы мало чем отличаются от американских или иных пенитенциарных учреждений,19 но советские тюрьмы значительно менее благоустроены, чем западные, поэтому здесь все еще более жестоко и страшно.
Отсюда, из криминальной субкультуры, которая пронизала собой все стороны жизни советского общества, соответствующие нравы распространились и в армии. 'Неуставные отношения', дедовщина, тиранническая власть старослужащих над новобранцами, очень часто включают явные или скрытые элементы сексуального насилия. Сочетание длительной половой сегреграции, сексуальной депривации и жесткой иерархии властных отношений между молодыми мужчинами неизбежно порождает сексуальное насилие. При этом ни жертвы, ни насильники вовсе не обязательно гомосексуалы, просто слабые вынуждены подчиняться более сильным, а гомосексуальный акт закрепляет эти отношения.
