«Они хорошо делают, что приветствуют Солнце».
Габрия взглянула на стоящую рядом Нэру.
— Однажды я ходила встречать рассвет с Габрэном, моим братом-близнецом, — медленно произнесла она. — Отец не знал об этом, иначе бы он отругал меня за то, что я поехала со всадниками. Но я просила и умоляла, и наконец, Габрэн разрешил пойти с ним. Мы стояли на вершине холма, высоко над лагерем, и он трубил в свой рожок, радостный и веселый. Мне он казался воплощением нашего героя, Валориана, вождя клана, созывающего людей на войну.
«Я знала Валориана, это он научил хуннули разговаривать».
Габрия рассеянно кивнула, задумавшись о чем-то своем. Всадник вернулся к стадам, и весь лагерь ожил. Девушка наблюдала за ним, как вдруг ее лицо стало жестоким, она стиснула зубы, и слеза скатилась по щеке.
Нэра мягко дотронулась до плеча Габрии, прервав ее воспоминания. Девушка вздохнула, а потом рассмеялась. Вытерев слезы, она коснулась заживающей раны на шее лошади.
— Время начинать эту игру, Нэра. Ты доставила меня сюда, но дальше я пойду одна.
Нэра, фыркнув, искоса взглянула на Габрию сквозь густую челку:
«Игра давно уже началась, я хочу посмотреть, как она будет продолжаться».
Девушка улыбнулась и на мгновение благодарно прильнула к сильному телу лошади.
Они вернулись в лагерь, и Габрия быстро завершила последние приготовления к своему переодеванию. Она специально не выстирала одежду, которая казалась достаточно грязной, запачканной потом и кровью. Сморщив нос, Габрия понюхала свою накидку — за три дня она так и не привыкла к отвратительному запаху. Девушка потерла грязью лицо, руки и волосы. Если все пройдет удачно, за слоем пыли никто не разглядит, что она вовсе не юноша. Позже ей придется еще что-нибудь придумать, чтобы маскировать лицо. Она не собиралась всю жизнь ходить грязной.
Габрия прикрепила короткий меч к кожаному поясу, а кинжал отца с серебряной рукояткой, инкрустированной рубинами, запрятала в ботинок. Собрав мешок, она перекинула плащ через плечо и глубоко вздохнула.
Нэра взобралась на вершину горы и призывно заржала. Ее зов разнесся далеко над пастбищами Хулинина и эхом отразился от высоких скал. Все лошади внизу задрали головы, и на крик Нэры раздалось приветственное ржание жеребцов.
Игра началась.
Глава 3
Незнакомец прискакал в лагерь утром, лишь только рожки подали сигнал к возвращению ночной стражи. Остановившие его часовые были настороже и держались на почтительном расстоянии от хуннули, рядом с которой бывшие под ними харачанские жеребцы казались совсем небольшими. Замерев, люди с испугом смотрели вслед не обращавшему на них внимания незнакомцу. Новость быстро облетела шатры. Мужчины и женщины устремились ему вслед, шепотом обмениваясь тревожными догадками.
Незнакомец выглядел юношей четырнадцати или пятнадцати лет с гибкой фигурой и лицом, покрытым маской грязи. Его золотистые волосы, обрезанные короче, чем у юношей его возраста, были такими же грязными, как и лицо. Он сидел на хуннули свободно, его тело было расслабленным, но лицо напряжено. Он пристально и неподвижно смотрел вперед, не обращая внимания на толпу позади себя. Его плечи, как символ огня и смерти, покрывал красный плащ.
Плащ не являлся чем-то необычным, его имел каждый мужчина степного клана. Но только один маленький клан, Корин, носил кроваво-красные плащи. По сообщениям недавних вестников этот клан был полностью вырезан всего двенадцать дней назад. Что-то в этом событии наводило на мысли о колдовстве.
Кто был этот юноша, который носил плащ уничтоженного клана и ехал на хуннули?! Даже в сказках, рассказываемых бродячими певцами, не говорилось о том, чтобы юноша смог приручить дикого хуннули, особенно такого великолепного, как эта кобыла. Она блестела, словно покрытое черным лаком серебро, и ступала пружинисто с настороженной гордостью боевой лошади. На ней не было нарядной сбруи, да она бы и не допустила этого. Окружавшие их люди ничего не могли поделать и были поражены тем, что юноша, еще даже не воин, сумел завоевать дружбу такой, как она. Уже одно это стоило того, чтобы об этом говорили.
К тому времени, как три всадника достигли круглой площадки для общих собраний перед холлом верода, большинство членов клана уже ожидали их здесь. Юноша и его сопровождение спешились. Не было произнесено ни слова, и тишина была гнетущей. Из арочного входа в холл показались пятеро воинов с обнаженными мечами и в золотых плащах с разрезами на спине и жестами указали юноше на вход. Они забрали его меч и мешок и кратко приказали предстать перед вождем. Сопровождавшие юношу стражи следовали за ним.
Хуннули перебирала копытами на одном месте и угрожающе всхрапывала на окружающих ее людей. Они быстро ее поняли и оставили в полном одиночестве. Люди собрались в шумно переговаривающиеся группы и терпеливо ожидали результатов встречи.
В отличие от зимних лагерей многих других кланов, Хулинин Трелд был основан несколько столетий назад. Поколения Хулинина возвращались к естественной защите долины, пока она постепенно не превратилась для клана в символ дома. Для полукочевого народа долина была олицетворением устойчивости и постоянства, поселением, в которое они могли возвращаться из года в год. Гордость за свой дом послужила причиной тому, что, согласно древним традициям лагеря, Хулинин выстроил постоянное помещение для советов клана, сооружение, которое уцелело бы до тех пор, пока отзвук удара последнего копыта был слышен в долине.
Пещера для холла была вырыта в склоне высокого холма неподалеку от водопада реки Голдрин. Часовые, стоящие по сторонам массивного арочного входа, могли видеть через площадь все становище, распростершееся, подобно замершему оползню, по дну долины. Над входом колыхались на ветру золотые знамена клана Хулинин.
Главный зал холла простирался вглубь холма. В два ряда по длине зала располагались деревянные колонны, доставленные с гор. На каждой колонне горели вставленные в железные скобы факелы, а с потолочных балок свисали, раскачиваясь, золотые лампы. В большом каменном очаге в центре зала горел огонь. Языки пламени трепетали в тщетных попытках последовать вслед за дымом в вентиляционные отверстия. Столы на козлах, редкость в лагере, были составлены вдоль стены, готовые к пирам и празднествам, за ними стояли несколько бочек с вином и медом. На побеленных стенах висели гобелены ручной работы и захваченное в битвах оружие.
В дальнем конце зала на возвышении из темного камня сидел вождь. Он внимательно следил из-под полуопущенных век своими темными глазами за представшим перед ним незнакомцем. Позади него полукругом стояли его личные охранники, члены хитгарда. Люди с трудом раздвигались, когда юноша проходил среди них. Сэврик мог ощущать их гневное возбуждение. Ничего удивительного, что им было не по себе, они все были встревожены слухами о колдовстве и ужасах резни в Корин Трелд. Прежде кланы не сталкивались ни с чем подобным. Отзвуки этого ужасного деяния никогда не смогут угаснуть, и одни боги ведают, какие еще потрясения сулит им появление этого юноши.
Сэврик скрывал свои опасения относительно юноши, но он видел, что остальные были настроены откровенно подозрительно. Даже сын Сэврика Этлон, стоящий по правую руку вождя, наблюдал за юношей с нескрываемой настороженностью.
В четырех шагах от вождя юноша преклонил колени и поднял в приветствии левую руку:
— Приветствую тебя, лорд Сэврик. Я доставил тебе поклон от моего умершего отца, — произнес он сильным низким голосом.
Сэврик слегка сдвинул брови и наклонился вперед.
— Кто твой отец, юноша? Кто приветствует меня из могилы?
— Датлар, вождь исчезнувшего клана Корин.
