— Мы слышали о трагедии, постигшей этот клан. Но кто ты, и как случилось, что ты выжил, если ты действительно сын Датлара?
Габрия почувствовала острую боль. Она ожидала, что вопрос о том, как она осталась в живых, будет задан, но так и не смогла отвечать на него без острого чувства вины. Она опустила голову, чтобы скрыть свое пылавшее от стыда лицо.
— Ты болен? — резко спросил Сэврик.
— Нет, лорд, — ответила Габрия, по-прежнему опустив глаза. — Мои глаза не привыкли к полумраку этого зала. — По крайней мере, это было правдой. После яркого утреннего солнца ей было трудно что-либо рассмотреть в темноте зала. — Моя величайшая вина в том, что я остался в живых. Я — Габрэн, младший сын Датлара. Я заблудился в тумане, когда охотился в горах на орлов.
— Туман? — сардонически прервал ее Этлон.
Ропот изумления и скептицизм наблюдающих за разговором воинов усиливали его недоверие.
Габрия пристально взглянула на Этлона, впервые ясно разглядев его. Он отличался от окружающих его людей, будучи выше ростом, крепко сбитым и светлокожим. Его каштановые волосы были коротко обрезаны, а густые усы смягчали резкие линии рта. В его поведении чувствовались естественная привычка повелевать и несомненная одаренность. Так как он носил пояс вер-тэйна и возглавлял воинов, он мог представлять собой большую угрозу для нее, чем Сэврик. Сэврик был верховным вождем, но как военачальник Этлон возглавлял верод. Если Габрия будет принята, она окажется под его непосредственным началом. При мысли об этом Габрия упала духом, так как он выглядел человеком скорее сильным, чем обаятельным, скорее решительным, чем терпеливым. Он мог стать грозным противником.
Габрию раздражало то, как Этлон смотрел на нее. Его карие глаза подозрительно щурились, обдавая ее ледяным холодом. Рука сжималась на поясе, на волосок от рукояти короткого меча.
— Да, туман! — резко бросила она Этлону, заставляя его снова усомниться в правдивости ее слов. — Вы знаете, в холодные весенние дни у нас не бывает тумана. Но он пришел. Поэтому всадники отправились к стадам, а женщины и дети оставались в шатрах.
«За исключением меня», — с горечью подумала она. Она заблудилась в тумане на пути к дому и никогда не забудет его промозглую сырость.
— Туман был густой и холодный, и когда нас атаковали со всех сторон, сигнала тревоги никто не подал. Они вырезали всех и прочесали лес вокруг, чтобы быть уверенными, что не спасся никто. После этого они собрали в табун лошадей, перебили домашний скот и сожгли шатры. — Габрия повернулась к Сэврику, гневно вскинув голову: — Это было тщательно спланировано, лорд. Это была умышленная резня не с целью грабежа. Я знаю, кто несет за это ответственность. Я хочу отомстить.
— Я вижу. — Сэврик снова сел и стал медленно постукивать пальцами по колену.
Вождь и вправду был так красив, как это помнилось Габрии, среднего роста с темной аккуратно подстриженной бородой и ястребиным взглядом черных сверкающих глаз. Его лицо, опаленное солнцем и резкими ветрами, несло на себе следы многих сражений. На правой руке не хватало мизинца.
Теперь он сидел, изучал Габрию, пытаясь увидеть проявления слабости или какие-либо промашки. Он угадывал в юноше фамильное сходство, но странным образом Габрэн напоминал ему больше свою мать, Самару, чем его друга Датлара. Сэврик был склонен поверить тому, что сказал юноша, каким бы невероятным это ни казалось. Внутреннее чувство подсказывало вождю, что юноша не является предателем, а это чувство никогда его не обманывало. Но прежде чем объявить свое решение о принятии юноши в клан, он решил удовлетворить любопытство воинов.
— На тебе красный плащ твоего клана, Габрэн, и мы принимаем на веру твой рассказ, так как нам мало что известно об этой засаде. Но я не имею очевидных доказательств того, что ты действительно тот, за кого себя выдаешь.
Габрия ответила гневным взглядом. Конечно, следовало ожидать, что они не сразу поверят в ее рассказ. Слухи о войне множились с прошлой осени, и после уничтожения целого клана любой вождь в степи проявлял бы осторожность.
Она сбросила плащ на пол перед собой. Его яркий цвет притягивал к себе все взгляды, как будто зачаровывая.
— Мой отец, Датлар из клана Корин, женился на Самаре из клана Хулинин двадцать пять лет назад. У них было четыре сына и одна дочь. — Она говорила медленно, как будто наизусть повторяя свой рассказ. — Моя мать была прекрасна и так же белокура, как ты темноволос. Она умела играть на лире и флейте, и у нее была золотая брошь в виде лютика. Она умерла десять лет назад. Мой отец был твоим другом. Он много раз рассказывал мне о тебе. В залог вашей дружбы ты дал ему это.
Она вынула из своего башмака кинжал и бросила его на плащ. Он лежал на алой ткани молчаливым вестником, и красные камни на его рукоятке сверкали, как капли крови.
Сэврик встал и наклонился за кинжалом.
— Моя стража становится небрежной, — тихо произнес он. Вождь пристально смотрел на сверкающее лезвие, поворачивая кинжал в руках. — Если ты действительно сын Датлара и он был убит предательски, тогда я тоже должен отомстить за моего кровного брата.
Габрия была ошеломлена. Кровный брат! Она не ожидала этого. Если Сэврик поверил ей и той подтасованной версии о резне, которую она изложила, он мог ограничиться во имя клятвы дружбы с Датларом тем, что позаботится о его семье — о том, что от нее осталось. Но кровная дружба обязывала так же, как кровное родство, и налагала ту же ответственность. Для Сэврика теперь не имело никакого значения то, что Габрия изгнанница. Она должна была только убедить его, что она говорила правду и, что гораздо труднее, что ей действительно известен убийца. И тогда он сделает все возможное, чтобы помочь ей.
— Лорд Сэврик! Именем хуннули, которая доставила меня сюда, и богами, которые уберегли нас, клянусь, что я — дитя Датлара, и я знаю, кто уничтожил мой клан: — Она говорила со всей возможной силой убеждения, пристально глядя в черные глаза Сэврика.
Сэврик снова сел, все еще держа кинжал и так пристально его разглядывая, как будто он до сих пор хранил отпечатки человека, который когда-то носил его.
— Хуннули, как ничто другое, является самым сильным доводом в твою пользу. Она одна может служить твоим ручательством.
Этлон шагнул в сторону отца.
— Хуннули или нет, но в Корин Трелд имело место колдовство. Мы не можем так просто поверить словам этого юноши. — Он наклонился и подхватил плащ. — Всякий мало-мальски изобретательный человек может заполучить алый плащ и сочинить увлекательную историю.
Габрия вырвала плащ из его рук и крепко прижала к груди. Ее глаза пылали яростью.
— Да, туман в Корин Трелд возник посредством волшебства, волшебство направляло руку лорда Медба. Но не я!
Имя лорда Медба прозвучало впервые, и значение этого имени не ускользнуло от наблюдающих за всем происходящим воинов. Они невнятно переговаривались между собой, и казалось, что никто из них не удивлен выдвинутым ею обвинением. Этлон также не был удивлен и даже не пытался скрыть своих подозрений о безбожности лорда Медба.
— Может быть, и нет. Но ты можешь оказаться прислужником Медба, посланным шпионить за нами. Совершенно ясно, что ты не мог уцелеть во время резни или заполучить кобылу хуннули без посторонней помощи, — ответил Этлон с обдуманной издевкой.
— Конечно, нет, — парировала Габрия. — Как ты убедился, это невозможно было сделать.
— Я знаю, что простой юноша не может заслужить расположения хуннули. Я ездил на жеребце хуннули, и приручить его задача не для ребенка.
— Я вижу, почему это было так трудно для тебя, — заметила Габрия с сильным сарказмом, — хуннули хорошо разбираются в характерах.
Несколько стражников засмеялись. Сэврик скрестил руки и с интересом следил за перепалкой. Юноша обладал гордостью и отвагой, необходимыми для мести. Несомненно, он унаследовал эти качества у своего отца.
Этлон пожал плечами:
— Тогда ты легко достиг своего с помощью колдовства или принуждения, зная, что хуннули поможет