закончу с комнатами?
— Ты должна как-нибудь объяснить мне, как ты это делаешь, — сказал он. — Как ты отбрасываешь от себя все беспокойства и полностью поворачиваешь к практической стороне дела, Это, должно быть, умение Бене Гессери.
— Это женское умение, — сказала она.
Он улыбнулся.
— Что ж, занимайся комнатами. Проверь, чтобы рядом с моей спальней было помещение для большого кабинета. Здесь будет больше работы с бумагами, чем на Келадане. И, конечно, сторожевая. Она должна примыкать к кабинету. О безопасности дома не беспокойся. Люди Хавата основательно его перетрясли.
— Конечно, я не сомневаюсь.
Он посмотрел на часы.
— И ты должна проследить, чтобы все наши часы были переведены на арраканское время. Я назначил для этого специального человека. Он должен сейчас подойти. — Он откинул со лба пряди волос. — Теперь я должен вернуться на посадочную площадку. В любую минуту может прибыть второй корабль с вещами.
— Разве Хават не может их встретить, мой господин? У тебя такой усталый вид.
— Зуфир занят даже более, чем я. Ты же знаешь, что вся эта планета пронизана интригами Харконненов. Кроме того, я должен попытаться отговорить от отъезда нескольких опытных охотников за спайсом. Они, как ты это знаешь, имеют полное право на это при смене правителя, а этого планетолога, поставленного в качестве судьи изменения императором и Ландсраадом, невозможно подкупить. Он позволяет отъезд. Добыча спайса может потерять около восьмисот умелых рук, а грузовой корабль Союза уже стоит наготове.
— Мой господин… — она замолчала, не смея говорить дальше.
— Да?
Его невозможно будет отговорить от попытки сделать эту планету безопасной для нас, думала она. И я не могу использовать на нем свое умение.
— В какое время ты собираешься обедать?
Она не это хотела сказать, подумал он.
— Я поем в офицерской столовой в порту, — ответил он. — Вернусь очень поздно, ты меня не жди И… э, я пришлю охранника для Пола. Я хочу, чтобы он присутствовал на нашем стратегическом совещании.
Он прочистил горло, как если бы собирался еще что-то сказать, потом, без предупреждения, повернулся и вышел, направляясь ко входу, откуда слышался стук опускаемых ящиков. Его голос, уверенный и презрительный, какой всегда был у него при разговоре со слугами, еще раз достиг ее слуха:
— Леди Джессика в большом холле. Немедленно идите к ней.
Входная дверь хлопнула.
Джессика повернулась и посмотрела на портрет отца Лето. Он был выполнен известным художником Альбом в зрелые годы старого Герцога, он был изображен в костюме матадора: красная накидка была Переброшена через левую руку. Лицо его казалось молодым, едва ли старше лица Герцога Лето, и имело такие же ястребиные черты, тот же взгляд серых глаз. Она сжала пальцы в кулак, прижала к бокам и напряженно глядела на портрет. Черт бы тебя побрал! Черт бы тебя побрал! Черт бы тебя побрал!
— Что прикажете, ваше высокородие?
Джессика резко повернулась и посмотрела на приземистую седовласую женщину в бесформенном платье коричневого цвета. Женщина была такой же морщинистой и бесцветной как и те, что приветствовали их в порту. Все виденные леди Джессикой туземцы на этой планете были черны и изнурены. И все же Лето сказал, что они сильны и полны жизненной силы. И конечно их глаза — полные глубокой темной голубизны, без белка — скрытые, таинственные. Джессика силой заставила отвести от них взгляд.
Женщина поклонилась, не сгибая шеи, и сказала:
— Меня зовут Шадоут Мапес, ваше высокородие. Что прикажете?
— Вы можете обращаться ко мне «моя госпожа», — сказала Джессика. — Я не высокородная. Я — наложница Герцога Лето.
— Значит, есть еще жена? — спросила женщина, снова странно поклонившись.
— Нет, не было. Я единственная… спутница Герцога, мать его наследника.
Даже произнося эту фразу, Джессика внутренне смеялась над гордостью своих слов.
Странный крик послышался с проходящей возле дома дороги. Он повторился:
— Соо-ооо-соок! Соо-ооо-соок! — Потом: — Икхут-ай! Икхут-ай! — И снова: — Соо-ооо-соок!
— Что это? — спросила Джессика. — Когда мы проезжали по улице, я его несколько раз слышала.
— Это всего лишь продавец воды, моя госпожа. Но вам не стоит интересоваться такими, как он. Цистерна этого дома вмещает пятьдесят тысяч литров воды и она всегда полная. — Она посмотрела на свое платье. — А вы знаете, моя госпожа, я даже не надела здесь свой спокойный костюм! — Она хихикнула. — И я даже не мертвая.
Джессика заколебалась, желая расспросить женщину и не решаясь, поскольку самым важным сейчас было наведение порядка в замке. И все же она обнаружила, что мысль о том, что вода здесь является главной причиной благополучия, расстроила ее.
— Мой муж сказал мне о твоем титуле Шадоут, — сказала Джессика. — Я узнала это слово. Оно очень старое.
— Так вы знаете древний язык? — спросила Мапес и в странной напряженности стала ждать ответа.
— Языки — это то, чему учат в Бене Гессери прежде всего, — сказала Джессика — Я знаю Ботани Джиб и Чакобау, все охотничьи языки.
Мапес кивнула:
— Как раз так говорит легенда.
«Зачем я играю в этот обман?»— удивилась Джессика. Она читала по лицу Мапес, замечая мальчайшие детали его изменения.
— Я знаю темные вещи и пути Великой Матери, — сказала Джессика. — Мизекес прейа, сказала она на языке Чакобау.
Мапес попятилась назад и казалась страшно испуганной.
— Я здесь много всего знаю, — продолжала Джессика. — Я знаю, что ты родила детей, что ты потеряла одного, что ты пряталась в страхе, что ты совершила жестокий поступок и совершишь еще. Я знаю много всего.
Мапес сказала тихо:
— Я не хотела вас обидеть, моя госпожа.
— Ты говорила о легенде в поисках ответа, — сказала Джессика. — Остерегайся ответов, которые ты можешь узнать. Я знаю, что ты пришла совершить насилие и за корсажем у тебя оружие.
— Моя госпожа, я…
— Есть отдаленная возможность того, что ты бы взяла всю жизнь, — сказала Джессика. — Но делая это, ты бы принесла большие разрушения, чем может вообразить твой дикий страх. Есть вещи худшие, чем смерть, даже для целого народа.
— Моя госпожа! — взмолилась Мапес. Она, казалось, была готова упасть на колени. — Оружие было послано тебе как подарок, чтобы ты могла доказать, что можешь быть первой.
— А должна ли я доказывать значение моей смерти? — сказала Джессика. Она ждала и казалась спокойной тем спокойствием, какое делало Бене Гессери такой странной в борьбе.
«Теперь посмотрим, в какую сторону склонится ее решение», — думала она.
Мапес медленно сунула руку за ворот и извлекла темный футляр, из которого торчала черная серебряная рукоятка. Она взялась одной рукой за футляр, другой за рукоятку, выдернула из футляра молочно-белый клинок и держала его на весу. Клинок казался сияющим и блестящим своим собственным светом. Он был как бы с двумя остриями и имел длину сантиметров двадцать.
— Вам это знакомо, моя леди? — спросила Мапес.
