На трибуне реакционера

кармане лежит по $2 млн., мужики из Нестеровки, конечно, могут и верить, чего в голову не придет после того, как телевизор посмотришь. А вот что в это верит интеллигентная московская барышня, так это действительно чудо, не испортила, значит, столичная жизнь девственное сознание. В действительности единственное, что мог сделать Кончаловский, — это, используя свой авторитет, имя, связи и знания, найти инвестора, который мог бы заинтересоваться нестеровскими далями и вложить туда деньги, не обидев при этом местных жителей своим невниманием (в смысле, согласившись их обучать, воспитывать и держать на работе). Сделать это непросто хотя бы потому, что земель свободных на планете еще достаточно много, и инвестору непонятно, почему нужно загнать деньги в Калугу, а не закопать их где-нибудь в Черногории,Венгрии или Польше, где все и ближе, и понятней. Наше сельское хозяйство инвестиционно непривлекательно. Вот и убегают голландцы из Нестеровки.

Может быть, у местных руководителей есть лучшие идеи? Это вряд ли. Если бы были желающие вложить в Мещевский район деньги, то им бы нашли применение и без 3 тыс. га, купленных Кончаловским. Может быть, Кончаловский плохо ищет? Тоже не похоже, сами говорят, что возит голландцев, да те не соглашаются. Так в чем же дело? А дело все в цене на землю. Когда Кончаловский покупал землю, она никомубыла неинтересна, в том числе и местным «земским деятелям». У них были другие, более важные цели в жизни. И вдруг цена пошла вверх, и стало понятно, что, даже когда на земле нельзя работать, ею можно спекулировать. Вот народ и занервничал. И даже дама из «светской хроники» оказалась не чужда отнюдь не светской темы.

Осчастливит ли нестеровских мужиков неизвестный «положительный» герой нашей трагедии? Это вызывает сомнение, иначе бы он уже предъявил себя народу. Скорее всего, он, как Паниковский, купит их, а потом опять продаст, но уже дороже. «Светская хроника» сообщает, что мужики хотят поставить в деревне памятник несбывшимся планам Кончаловского. Пусть расчищают площадку побольше, в ближайшие годы им придется выстроить целый пантеон.

Все это было бы смешно, когда бы не было так грустно. Россию ждет волна мрачных афер с землей. Афер, ни с чем не сопоставимых по наглости и жестокости. Народ, живущий на этой земле и разучившийся этой землей пользоваться, очередной раз станет жертвой. Дай бог все-таки Кончаловскому убедить своих голландцев или датчан. Тогда хоть одной деревне повезет.

Гражданское сообщество или клуб самозванцев

У нас нет ничего настоящего, а все суррогаты, подобия, пародии: quasi -министры, quasi -просвещение, quasi -общество, quasi -конституция, и вся наша жизнь есть только quasi una fantasia .

Историк Василий Ключевский. Из дневниковых записей

Всероссийский центр изучения общественного мнения (ВЦИОМ) представляет данные о том, в какой мере россияне интересуются политикой. Доля безразличных к политике россиян (54%) выше доли тех, кто ею интересуется (44%). Отсутствие интереса к политике опрошенные объясняют прежде всего неверием в возможность повлиять на нее (29%); тем, что политикой должны заниматься профессионалы (27%); а также отсутствием интереса (20%) и времени (18%); каждый десятый доверяет президенту решение всех проблем…

Что такое «гражданское общество»? В современной России это что-то вроде «подпоручика Киже», о котором все слышали, да так никто и не видел. Сначала его нам не хватало. Потом мы его долго строили и, наконец, построили. Тут же начали перестраивать…

Москва. Кремль. Президент. Встреча. Хорошо одетые люди за круглым столом. Многозначительный разговор. Щелканье фотоаппаратов. Представители общественных организаций обсуждают проблемы демократии в России. Ощущение дежавю…

Арбат. Дипмиссия. Секретарь посольства. Прием. Хорошо одетые люди с фужерами в руках. Приглушенный разговор. Шелест блокнотов. Представители «других» общественных организаций обсуждают проблемы отсутствия демократии в России.

Кто эти «в меру упитанные», благополучные люди, которые так похожи друг на друга? Это и есть наше выстраданное «гражданское общество», наш «узкий круг политически ограниченных людей». Их объединяет большее, чем разъединяет, — как «те», так и «другие» страшно далеки от народа.

С тех пор как в августовском номере журнала «Вопросы философии» за 1987 год появилась статья Андроника Миграняна, которая возвратила в русский политический лексикон словосочетание «гражданское общество», старику Гегелю не лежится спокойно в своем гробу. Начать с того, что у Гегеля «гражданское общество» — это изнанка «политического государства», это то же государство, но рассмотренное под другим углом зрения. Ему не могло прийти в голову, что «гражданское общество» можно сначала оторвать от «государства», а потом «оживить» и противопоставить ему. Интерпретированная с изуверским варварством скромная категория немецкой политической философии превратилась в России в идеологический фантом. Как привидение, он кружит вокруг власти и то больно ее укусит, то сладко лизнет.

Говоря о взаимодействии власти с общественными организациями, все привычно с укоризной смотрят на власть. Мол, мало внимания уделяет, не прислушивается, зажимает и просто не любит. На самом деле смотреть надо в другую сторону — на общественные организации. То, что это — организации, может быть, и не вызывает сомнений, а вот насколько они общественные, для меня большой вопрос. Представительность общественных организаций в России — это очень запутанная и непростая тема.

Общественная жизнь в России сильно отличается от общественной жизни в Европе и тем более в Америке. Главное отличие состоит в том, что в Европе и в Америке все общество традиционно активно. Подавляющее большинство населения так или иначе участвует в управлении. Это идет от имеющей глубочайшие корни традиции местного самоуправления. Веками народ учился тому, как самому принимать и исполнять решения по самым разным вопросам, возникающим в повседневной жизни своего поселка, города, области. В каждой британской больнице, например, есть общественный попечительский совет, в который входят местные жители, даже если это — королевский госпиталь. Конечно, и в Европе есть обыватели и активисты. Но здесь активист тот, кто чуть более энергичен, чем другие. Это высокая волна на фоне зыби.

В России население по-прежнему находится, говоря языком Солженицына, в «непродремавшемся» состоянии. То есть у нас на одном полюсе существует огромный пласт людей, которые не то что с госпиталем, а с собственным подъездом управиться не могут. Их нормальное состояние — абсолютная пассивность, социальная неподвижность, инертность и безразличие. Иногда такой народ просыпается, и тогда он способен на бунт, как правило, «бессмысленный и беспощадный». Но он в любом случае не готов к самоуправлению.

Зато на другом полюсе у нас всегда есть «актив». Эти «общественные миноритарии» способны демонстрировать бешеную энергию, никого, кроме самих себя, не представляя. Любая небольшая когорта энтузиастов с легкостью может заявить, что действует от имени и в интересах целого социального слоя или класса, преследуя при этом только свои собственные интересы (необязательно корыстные). Эти активисты тем агрессивнее, чем сильнее оторваны они от масс. Они похожи на цунами, несущиеся над неподвижной водной гладью.

Эту странную подмену давно отразил великий и могучий русский язык. В нем наряду с «обществом» нашлось место и «общественности». Общественность — это чисто русское явление. Это когда активная часть поглощает пассивное целое и узурпирует имя