Обвинение в убийстве

– Мой клиент глухой, Ваша честь. Каким же образом он мог дать осознанное и добровольное согласие на обыск, просьбу о котором он даже не слышал?

Кинделл повернулся и вытянул шею, чтобы видеть Тима и Дрей. Его улыбка не была злорадной – скорее это была довольная улыбка ребенка, которому разрешили оставить себе то, что он только что украл.

– Миссис Делейни, какие еще у вас есть вещественные доказательства, связывающие мистера Кинделла с местом преступления и самим преступлением? – Костлявый палец судьи Эверстон появился откуда-то из складок ее черного одеяния, указывая на Кинделла с плохо скрытым презрением.

– Помимо тех, что мы нашли там, где он живет? – Ноздри Делейни затрепетали, ее лицо и шея покрылись красными пятнами. – Никаких, Ваша честь.

С губ судьи Эверстон сорвалось что-то, сильно смахивающее на «черт возьми». Она сверкнула глазами на государственного защитника.

– Объявляю перерыв на полчаса. – Она вышла, забрав с собой отчеты о состоянии слуха Кинделла. Казалось, она даже не заметила, что половина зала забыла встать.

Дрей нагнулась, как будто ее вот-вот вырвет, и прижала локти к животу. Тим был так ошеломлен, что у него в ушах стоял звон и он ничего не видел вокруг себя.

Тиму и Дрей показалось, что перерыв длится вечность. Делейни время от времени поглядывала на них, нервно постукивая ручкой по блокноту. Тим сидел, онемев, пока не зашел секретарь суда и не призвал всех к порядку.

Судья Эверстон села на скамейку, приподняв полы мантии. Она несколько секунд изучала какие-то бумаги, словно собираясь с духом. Когда она заговорила, тон у нее был мрачный, и Тим сразу понял, что сейчас она сообщит плохую новость.

– Иногда бывает, что наша система с ее заботой о защите прав отдельного человека будто бы ополчается против нас. Бывает, что цель оправдывают довольно грязные средства, и мы должны закрыть глаза и проглотить эту горькую пилюлю, хотя знаем, что она убьет маленькую частичку нашего организма, чтобы спасти наше здоровье. Это как раз такой случай. Это одна из тех жертв, которые мы приносим, чтобы быть свободными. Это несправедливая жертва, и ее приносит несчастное меньшинство. – Она с сожалением кивнула в сторону Тима и Дрей. – Я не могу с чистой совестью допустить к рассмотрению улики, которые наверняка будут отозваны при апелляции. Так как отчеты врачей неоспоримо подтверждают полную глухоту мистера Кинделла, мне трудно поверить, что глухой человек, никогда не учившийся читать по губам, мог понять права, которые ему были зачитаны, или смысл устного согласия, которое его попросили дать. С огромным огорчением я удовлетворяю ходатайство об отзыве улик, связанных с так называемым признанием, и всех вещественных доказательств, которые были найдены в доме мистера Кинделла.

Делейни, покачиваясь, встала. Ее голос слегка дрожал:

– Ваша честь, в свете решений суда о том, что признание и улики не имеют законной силы, народ не может продолжать слушание дела.

Тихим, полным отвращения голосом Эверстон произнесла:

– Дело закрыто.

Кинделл широко ухмыльнулся и поднял руки, чтобы с него удобнее было снять наручники.

10

Дождь пошел снова и, когда начало темнеть, припустил вовсю, барабаня по перегородкам и пальмовым листьям на заднем дворе. Время от времени окна дребезжали от ударов грома. Тим сидел на диване, уставившись в темный экран телевизора, в котором отражались только капли дождя, стекавшие по раздвижным стеклянным дверям. За его спиной Дрей за кухонным столом нервно разбирала, подрезала и вставляла в альбом фотографии Джинни.

Сделав едва заметное движение большим пальцем, Тим нажал кнопку на пульте, и экран загорелся. В левом углу возник Уильям Рейнер, вездесущий социальный психолог окружной службы. Он давал в прямом эфире интервью популярной ведущей Мелиссе Йюэ. Рейнер сидел скрестив ноги. Его седые с серебряным отливом волосы и красиво подстриженные белые усы дополняли образ слегка старомодного, но приятного человека. На книжных полках за его спиной рядами стояли экземпляры его последней книги-расследования, ставшей бестселлером, – «Когда закон бессилен». Превосходный артист, Рейнер был критиком из разряда тех, кто утверждает, что люди прилетели на Землю с Марса. У него было равное количество врагов и почитателей.

– …сокрушительное чувство бессилия, когда такие, как Роджер Кинделл, не получают справедливого наказания. Как вы знаете, такие дела затрагивают во мне глубоко личную струну. Когда моего сына убили, а его убийцу выпустили на свободу, я впал в жуткую депрессию.

Йюэ посмотрела на него с деланным сочувствием.

– Именно тогда я начал заниматься проблемой, которой занимаюсь до сих пор, – продолжал Рейнер. – Я обсуждал эту тему с различными людьми, спрашивал их, что они думают о недостатках законодательства и о том, как эти недостатки подрывают его эффективность и справедливость. К сожалению, легких решений нет. Но я знаю, что когда закон не срабатывает, это ставит под угрозу саму структуру нашего общества. Если мы потеряем веру в то, что полиция и суд свершат правосудие, во что еще нам остается верить?

Тим нажал кнопку, и экран телевизора погас. Несколько минут он сидел молча, потом снова включил его. Йюэ переключилась на Делейни. Та выглядела взволнованной, что было совершенно ей не свойственно. Тим снова нажал на кнопку и начал смотреть, как тени от дождевых капель играют на погасшем экране.

– Как могло случиться, что Делейни не знала, что парень глухой? – сказала Дрей. – Это же невозможно не заметить.

– Она работала с материалами его старого дела. Тогда он не был глухим.

Раздался очередной яростный щелчок ножниц, и полоска бумаги, трепеща и колыхаясь, упала на пол:

– Его арестовывали четыре раза. Тебе не кажется, что он знает свои права? Да он просто эксперт по своим правам. И почему Фаулер не подождал ордера? Да что я говорю – конечно, он не стал ждать ордера. Он не позаботился о том, чтобы точно зачитать Кинделлу его права, или о том, чтобы получить его согласие на обыск. Он не думал, что Кинделл доживет до суда. – Она со стуком положила ножницы на стол. – Черт бы подрал судью. Она могла что-то сделать. Она не должна была оставлять все как есть.

Тим сидел отвернувшись от нее:

– Правильно. Потому что конституция избирательна.

– Тимми, не будь самодовольным и заносчивым.

– Не называй меня Тимми. – Он положил пульт на кофейный столик. – Ладно тебе, Дрей, этот спор непродуктивен.

– Непродуктивен? – Она усмехнулась. – У меня есть право день-два побыть непродуктивной, тебе не кажется?

– Но мне сейчас не очень хочется попадать под прицел.

– Тогда оставь меня в покое.

Он был рад, что так и не повернулся к ней и она не могла видеть его лицо.

– Я не хотел…

– Если ты пошел к Кинделлу той ночью, тогда ты должен был его убить. Убить, когда была возможность это сделать.

– Если ты так мною недовольна, почему бы тебе не пойти и не убить его?

– Потому что я не могу этого сделать. Я буду первой подозреваемой. Тебе же Фаулер принес это дело на блюдечке с голубой каемочкой. Оружие, место преступления. Суешь ему в руку пистолет, утверждаешь, что дело дошло до попытки убийства, и все. Никаких призрачных сообщников, которыми ты нас замучил, и никакого Кинделла на всю оставшуюся жизнь. – Она захлопнула альбом. – Правосудие торжествует.