Основы Метафизики

действии.

3.3.4.2. Прежде, однако, мы обратимся к центральному возражению против понятия субстанции, которое выдвигает эмпиризм. Оно было подготовлено Дж. Локком, но четко сформулировано прежде всего Д. Юмом и последовательно вытекает из принципиальных позиций эмпиристского мышления, стремящегося все познание свести к одним только чувственным впечатлениям.

Субстанция как таковая не дана чувственному впечатлению. Мы воспринимаем лишь некую (более или менее) постоянную связь чувственных качеств, например: 1) Я вижу нечто протяженное, такой-то формы, такого-то цвета и т. п.; я чувствую, что оно твердое, гладкое, сухое и т. п. 2) Я констатирую, что эти чувственные качества определенное время находятся в постоянной связи. 3) Это вызывает привычку и соответствующее ожидание, что такая связь чувственных явлений в дальнейшем сохранится. 4) Это же побуждает меня рассматривать данную 'связку феноменов' как некую вещь (некий стол, некое дерево и т. п.), которая субстанциально существует в себе и которой чувственные качества присущи как свойства. Так я проецирую (субъективное) понятие субстанции на (объективную) реальность[29].

Это возражение перенял на свой лад Кант. Для него понятие субстанции также значимо не объективно (для вещей самих по себе), а лишь субъективно (для явлений). И все же он обосновывает субъективную значимость по-иному, нежели Юм, – не психологически (привычкой и ожиданием), а логической необходимостью мыслить некоторые явления чувственного созерцания в априорных категориях (чистых рассудочных понятиях) субстанции и акциденции (у Канта: субсистенция и ингеренция).

3.3.4.3. В возражении Юма верно то, что субстанция никогда не дана нам исключительно лишь благодаря чувственному восприятию. Но, вопреки Юму, это отнюдь не доказывает, что данное понятие не имеет реальной значимости; напротив, отсюда ясно, что мы не только чувственно воспринимаем действительность мира опыта, что она уже всегда духовно пронизана и понята нами. Мы живем не только в мире чувственных впечатлений, но и в некоей все же духовно понятой действительности. Этого не объясняют и априорные рассудочные понятия Канта, которые устанавливают только мир явления.

Исток понятия субстанции находится в реальном собственном опыте, в опыте не только чувственного восприятия, но и духовного знания и сознания (ср. 4.3.1 и сл.). И если я хотя бы вопрошаю или, кроме того, полагаю некий сознательный акт, то я знаю, что я вопрошаю, и этот акт полагаю как свой акт. Я знаю себя как тождественный субъект актов, который, однако, не тождественен с различными и переменчивыми актами. Я знаю, что я подвержен изменениям, влияниям, отношениям, пространственным и временным взаимосвязям и т. п., и все же как субъект этих определений я остаюсь 'таким же'. Здесь мы испытываем реальность того, что философски обозначаем как субстанцию. Точно так же в этом я знаю, что я сам есмь деятельный и, действуя, полагаю самого себя в новую действительность исполнения акта; она есть акциденциальное дальнейшее определение того, что я субстанциально есмь.

4. БЫТИЕ И ДЕЙСТВИЕ 4.1. Действие как самоисполнение

Конечное сущее онтологически конституировано благодаря бытию и сущности, чем его действительность еще не исчерпана. Это опять-таки обнаруживается уже в вопрошании. Если я вопрошаю о нечто (или же знаю или волею нечто), то я знаю, что полагаю некое исполнение акта, т. е. некую действительность, в которую я, вопрошая, перевожу самого себя, осуществляю самого себя или хочу далее осуществлять самого себя. Однако это не есть ни мое бытие, ни моя сущность, потому что я 'есмь' и есмь 'этот', даже если я этот акт не полагаю. Это нечто другое; что же это? И я вопрошаю о другом; ответ на это дают не только его бытие и сущность, но также то, как нечто действует, воздействует на меня и в этом обнаруживает, что оно есть. Что есть эта действительность, которая полагается в этом?

Мы поначалу пытались схватить это – уже в предварительном взгляде – в различии субстанции и акциденции, т. е. действие есть не (субстанциально) 'в себе' сущее, а (акциденциально) 'в некоем другом' осуществленное определение. Однако этим названо лишь формальное своеобразие, общее всем акциденциям, хотя они содержательно не сводимы друг к другу. Об особенной сущности действия этим еще ничего не сказано, его онтологическое своеобразие еще не достигнуто.

Что есть действие – это может быть установлено лишь посредством рефлексии над собственным исполнением действия. В акте вопрошания я знаю о себе как о конечном сущем; и я знаю о себе как раз в исполнении. Я знаю себя, следовательно, не только статически – как подлежащий исполнению 'субъект сам по себе', но и одновременно динамически – как 'субъект в исполнении', который то, что он есть, сам актуально исполняет и в этом развертывает. Только в исполнении и из исполнения я знаю о бытии: в тождестве бытия и знания в исполнении. Этот акт, следовательно, сам есть бытие, само-по-себе-бытие, действительность. Однако поскольку 'субъект в исполнении' предполагает 'субъект сам по себе' (ср. 3.1.3), то исполнению субъекта предшествует само-по-себе-бытие субъекта [An-Sich], т. е. исполнение превышает первое полагание (actus primus) сущего и придает ему, посредством второго полагания (actus secundus), некую соответствующую первому полаганию, но превосходящую и наполняющую его действительность.

4.1.1. Бытие как принцип действия

Как возможно действие? Не осуществимо ли полностью сущее уже благодаря бытию и сущности? Не ограничено ли окончательно бытие определенным способом благодаря сущности, и не осуществлена ли окончательно сущность благодаря бытию? Почему сущее переведено только в первоначальную, не окончательную действительность его самого, так что оно только само должно далее осуществляться? Попытаемся дать ответ на это, исходя из бытия и сущности сущего.

В исполнении действия положенная действительность есть бытие, которое, однако, превышает первое осуществление сущего (actus primus) и перемещает его во второе осуществление (actus secundus). Новая действительность происходит из самого сущего, исполнением действия которого она является. Ее основание не может лежать в сущности сущего, границы которой переступаются как раз в действии. Такое основание может лежать лишь в бытии сущего, являющегося принципом актуального содержания бытия; оно ограничено сущностью до конечного образа. Однако если исполнение действия порождает некую новую и высшую действительность бытия, то обнаруживается, что бытие, даже ограниченное посредством конечной сущности, сохраняет могущественность бытия, вытесняющую определенную ограниченность. Оно сохраняет динамику, которая способна перевести сущее сверх его сущностного осуществления в некую новую действительность бытия.

4.1.1.1. Даже будучи ограничено в конечном сущем благодаря сущности, бытие все же остается в принципе бытием. Бытие всегда и необходимо есть бытие, даже как бытие конечного сущего. Оно всегда и необходимо остается 'безусловным в обусловленном', 'неограниченным в ограниченном'. Поэтому ему противоречит окончательное ограничение. Последнее есть самоотчуждение бытия, в силу чего оно больше не есть целостно то, чем оно, собственно, было бы само по себе. Вот почему бытие вытесняет границу, переступает предел сущности и стремится к чистому, полному самоисполнению. Из напряженности между бытием как принципом актуальной (в себе неограниченной) позитивности и сущностью как принципом относительного отрицания (ограничения) возникает действие как стремление к более полной действительности бытия.

4.1.1.2. Иными словами, бытие есть тождество, сущность же полагает различие. Если бытие и положено в различие конечной сущности, то оно все же остается принципом тождества, хотя и тождеством в различии; тождество, которое не снимает различие, а положено в нем.