Владимир Корнилов; “Демобилизация”; Роман

Спасибо Васеньке за это,

— не удержался он и, подражая материнскому голосу, выпалил вслух.

— Бесчувственный ты, — сказала жена. — Кричишь о первородстве, а родную мать ни в грош не ставишь. Тебе ее ругать не за что.

— Как сказать…

— Не за что. Женщина, которая ради сына пошла на мезальянс, — уже Жанна д'Арк.

— Не кривляйся.

— А что, «гробик ребенку и ужин отцу», — пропела и показала мужу язык. — Жалко мне тебя, Лешка. Только не изображай смертельно обиженного. И с аспиранткой ты наплачешься и с Игиными идеями насидишься. Да, да и не спорь. Все кончится большими сухарями и адвокатами!..

— Много ты понимаешь!

— Сколько надо. Я же не говорю, что всего этого, о чем поет Бороздыка, не будет. Может, и будет. Может, произведут капремонт, заменят балки и перекрасят фасад. Только малярам и архитекторам никогда не светит. Вспомни Барму и Постника.

— Не каркай!..

— А ты не высовывайся. Кто опережает свое время, тот не доживает до следующего…

— Тебе бы лекции читать!..

— А что — буду! И статьи писать буду, и монографии! Все у меня, Лешенька, будет, а у тебя небо в клеточку, как говорят у нас в милиции! Эх ты, товарищ прокурора! Десять лет науку долдонишь, а ни черта не понял. Музыку заказывает тот, кто платит, а танцует меня тот, кто меня ужинает.

— Сейчас уже не то.

— Что не то? То самое. И сколько ни дуйся, приемного отца не переплюнешь. Ты у него плясать будешь, а не он у тебя.

— Отца академик съест.

— В данном случае, возможно. Но этому… — Марьяна назвала Героя, — … тоже не пофартит. И он — плясун и лабух. В общем не советую:

Никому не говори,
Залепи газетою,

— пропела, переделав на свой лад скабрезную частушку.

Они еще долго спорили, пока Марьянины родители не вернулись с завода и Сеничкиных не позвали к обеду. У Фирсановых доценту всегда бывало не по себе, а теперь из-за неладов с женой он вовсе был не в своей тарелке и поэтому много пил и острил, большей частью не к месту. И, чего с ним никогда не случалось, рассказал при теще и свояченице пару сомнительных анекдотов.

— Разошелся, — усмехалась Марьяна, отчасти радуясь, что заботы о пьяном муже уведут ее от разговора с матерью, ошеломленной внезапным приездом дочери и зятя.

«Нет, я здесь не нужна, да и Женька психовать будет. Поздно ты очухалась, подруга», — сказала себе.
Ей стало грустно и зябко, и хотя Лешка, даже подвыпивши, не был ей неприятен, но его нежные и деликатные пассы не смогли побороть ее одиночества и тоски.
Утром они проснулись поздно, слонялись по пустой квартире, сходили в поселковый кинотеатр, где шел трофейный фильм из собрания Геринга, и потом разгуливали по платформе, с нетерпением ожидая Бороздыку, словно он был веселым и любимым родственником.

9

— Ты что, не радуешься? — спросила Валентина, снимая синее суконное пальто с цигейковым воротником. То ли от неожиданности ее визита, то ли надеясь, что визит не слишком продлится, Курчев не помог ей раздеться и не предложил сесть. Теперь, когда она стояла перед ним в зеленой вязаной кофте, в черной юбке и красных ботинках с желтыми облезлыми каблуками, по его лицу проползла невеселая ухмылка, и девушка, не поняв ее, на всякий случай сказала:

— Воспитанный, называется! Разве так гостей встречают?