Владимир Корнилов; “Демобилизация”; Роман

— Разве стоящее?

— По мне — еще как! Логика железная.

— А по-моему, злобный старик, — усмехнулась Инга. — Ханжа. Я где-то читала, что его теорию непротивления мог бы выдумать Наполеон на Святой Елене.

— Не знаю, — смешался Курчев. — Для меня он — гений. В религии его я не смыслю, но Наполеона он здорово раскладывает. Хотя, конечно, привирает. Наполеон — тоже гений.

— А женщин как ненавидел! — подхватила Инга. — Сплошные комплексы. Элен — какая-то кукла. Мстил, наверно, какой-нибудь отвергшей его красавице. А Наташа?! Эпилог явно придуман для Софьи Андреевны. Чтобы не слишком огорчалась из-за бесконечных беременностей. Надо было жениться на крестьянке, а взял барышню…

— Я не об этом. Из двоих всегда один страдает, а другой вперед вырывается. Муж и жена вообще, как два стебля в одной банке — кто из кого больше высосет.

— Оригинальный взгляд на супружество. Вы что, женаты? — тряхнула головой аспирантка, словно хотела откинуть прядь со лба.

— Нет. Бог миловал. А что — разве не прав? — поглядел ей в глаза, будто допрашивал, так ли у нее с мужем.

— В реферате вы проповедуете равенство, — уклонилась она от ответа.

— Реферат — чепуха. Лабораторный опыт. Дистиллированная вода. Движение без трения. В общем, в жизни всё не так.

— Про женитьбу я, может, и не прав, — добавил, уже не поднимая глаз, — но насчет другого — это точно. Химически чистого в природе ничего нет. Даже разложите доброту — и разных составляющих выйдет больше, чем цветов в спектре.

— Чересчур для меня сложно, — сказала женщина. — Выпьем лучше за ваш успех. — Она тронула левой рукой кожаную папку, лежавшую за ее спиной. В папке покоилось письмо в Правительство.

— Хорошо. За вашу легкую руку!

Звон толстых вокзальных фужеров больше напоминал писк, но Курчеву хотелось верить, что это колокольный звон судьбы.
«А вдруг она возьмет и разведется с мужем, и я не окажусь вралем», — пронеслось в мозгу.
Ему по-прежнему было легко и свободно, а после жареного с луком мяса даже сытно и беспечно. Разговор с Ращупкиным и особистом был где-то далеко — за ночным пригородным паровиком и долгой дорогой сквозь снег и темноту лесного шоссе, а тут напротив сидела молодая женщина, от которой ему ничего не нужно, пусть только сидит напротив и разговаривает с ним, пока длится ужин и официант не несет чая и счета.

— И все-таки вам надо в аспирантуру, — повторила девушка.

— Не возьмут. Я беспартийный.

— Ну и что? Я тоже.

— Вы молодая, а у меня через месяц срок выходит. Билет положу.

— Теперь можно продлиться, — сказала Инга, и Курчеву вдруг показалось, что это мгновение уже было. Да, точно было. Он вспомнил, что ту же фразу сказал в дежурке истопник Черенков.

— Нет, — ответил. — У меня с этим делом всегда неприятности выходят. Я даже в армию загремел оттого, что не достал партийного поручительства.

— Как? — вскинула она голову, и косая прядь откинулась назад. — А я даже хотела спросить, почему вы туда попали. Не получили диплома?

— Нет, получил. Только у нас этот бабский монастырь был без военного дела и меня загребли солдатом.

— Простым солдатом?

— Ага… Собственно, меня уже взяли на радио, в монгольскую редакцию, но я не достал партийных поручительств. Нужно было два. Одно дала мачеха, а второго никак раздобыть не удавалось. Ну, а тут как раз повестка…