Владимир Корнилов; “Демобилизация”; Роман

— Холостуешь?

— Ага.

— А в пальтишечке?

— Да так… Ничего не было.

— Значит, порядочный. Самостоятельный. Так чего ж ревела? — зевнула, глядя на тоненькую, загрустившую аспирантку. — Хочешь в кино пойдем? Город какой-то…

— «Рим в одиннадцать часов». Наверно, хорошая картина. Пошла бы, да не могу. Зашиваюсь.

— Ты и так вон… Только, что розовая, а тоща, как в голодушку. На поправку надо. Каникулы зимние были, а ты в городе пропадала.

— У нас каникул нет. Это у студентов.

— Чудачка. Ты ж на службу не ходишь. Поехала себе в дом отдыха и сиди. Как получка — приедешь. Хочешь, устрою? У нас в завкоме сейчас путевок — завались!

— Дорогие?

— Не дороже денег. Я тебе со скидкой проведу. На юг тебе или под Москву?

— Куда-нибудь поближе. Хоть на лыжах похожу… «И вправду, почему не уехать? — решила про себя. — Дома — не работа. В библиотеке — Бороздыка и Алеша. Нет, честное слово, самое время из Москвы сбежать.»

— Хочешь в… ? — спросила Полина. — Там наш есть. И еще по Павелецкой есть один. И где-то еще есть. Автобусом ехать надо.

— Мне лучше, где поездом. По пятницам кафедра… — сказала Инга, загадав, а вдруг Полина достанет в …. где недалеко служит лейтенант. Не так уж ей хотелось сейчас его видеть, но все-таки неплохо иметь про запас и технического лейтенанта, если окажется, что в доме отдыха смертная тоска.

16

Домашнего ареста оставалось еще четверо суток и лейтенант надеялся, что как-нибудь протянет их на койке, тихо и мирно дожидаясь высочайшего ответа из Кремля. Ему почему-то верилось, что юная женщина в башлыке принесет счастье. На розыгрыши государственных займов ставят невинных младенцев в пионерских галстучках и они вытаскивают номера из вертящихся барабанов. У них нет облигаций. Им совершенно безразлично, кто выиграет. Наверно, и аспирантке так. Что ей Курчев? Она просто сунула письмо в окошечко. Никакой заинтересованности.
Он лежал на койке и быстро глотал «Ярмарку тщеславия». Бекки Шарп была прелесть. Она обводила всех вокруг пальца и не больно смущалась, если ее тоже обжуливали. Конечно, она была прохвостка. Но — Бог мой! — энергии у нее было на троих!
Курчев читал целый воскресный вечер и все утро понедельника до прихода врачихи Ирины Леонидовны.

— Не беспокойтесь. Я уже вышел из пике.

— Дышите, — приложила врачиха холодный стетоскоп к его спине.

Деликатный Федька Павлов ушел в заднюю комнату. Больше никого в домике не было.

— Вам лежать надо, Борис Кузьмич. И чтобы завтра ни на какие танцы… Завтра было 23-е февраля.

— Что вы? Я и так, без ангины, еле ногами двигаю. Не беспокойтесь. Вылежу. А у вас без меня дел хватает. Праздник.

— Ненавижу праздники, — вздохнула Ирина Леонидовна.

— Потом хуже?.. — сбавив голос, спросил лейтенант.

— Угу.

— А отсюда нельзя..? — прочертил Курчев в воздухе пальцем, намекая на перевод в другой полк.

— Не нам.