Янкель не понимал.
– Гера, объясни товарищу второму номеру, что нас ожидает. Только без рук.
'Зеленый смерч' застал Герасима на пути к спальному отсеку. Вжал в переборку, расплющил до невозможности. В таком положении выполнять должностные инструкции не то что невозможно, противопоказано. Но третий номер справился с трудностями, зацепился за бронзовую статуэтку Директора, привинченного к импульсной кофеварке, и даже дремал, испуганно дергая ресницами.
Полученный приказ командира выдернул его из сновидений:
– Мм, – издалека начал он, растолковывая прописные истины. Объяснял как мог. Даже вспотел.
Мне показалось только, что слишком издалека Гера начал. С такими темпами мы доедем скорее, чем Боб поймет суть. А вот это уже ближе к теме. Но, думаю, янкель прогулял лекции по практическим занятиям.
– Мм, – застонал Гера, посетовав на непробиваемость черепной коробки второго номера, и обречено махнул руками.
Его тут же снесло все нарастающим ускорением в багажный отсек, в район морозильной камеры. Вот и хорошо, расскажет пингвину, какую мы птичку спасать мчимся.
– Послушай, Боб…
Говорить с каждой секундой становилось все труднее, но мой долг, как командира спецмашины подразделения '000' за номером тринадцать заключается в том, чтобы каждый член нашей доблестной команды понимал всю трудность нашего положения.
– Наука, даже такая передовая, как наша, российская, не придумала еще иного способа избавления пострадавшего от змеиного укуса, иначе как способом, который использовался нашими далекими предками.
Это американец понял. Пошевелил губами в знак того, что разобрал, что кому-то придется высасывать смертельный яд из тела желательно живого Объекта. Теперь оставалось сообщить главное.
– Понимаешь, Боб. Мы не знаем, куда укусила змея. Но принимая те обстоятельства, при которых Объект пострадал….
Лицо второго номера медленно покраснело, а губы, наоборот, посинели. Наконец-то, дошло. Может, я и ошибаюсь. Может Боб когда-нибудь и станет командиром подразделения '000'.
Добившись полного осознания, я облегченно отдался неповторимому чувству нарастающих перегрузок. Теперь, когда вся команда понимает, какие трудности нас ждут впереди, можно уверовать, Объект нас дождется.
Работа превыше всего. Главное, счет к молодому правительству правильно оформить.
– Командор, через пятнадцать минут будем в расчетной точке, – сообщила дрожащим, толи от нагрузок, толи от возбуждения, голосом Милашка
Скосив глаза на встроенные в панель управления часы и сверившись с солнцем, я с нескрываемой гордостью обнаружил, что мы перевыполнили норматив скорости вызова более чем в десять раз. Вместо четырех часов за двадцать одну минуту. Вот что значит с душой к работе относится.
– Снизить скорость до стандартной. Соблюдать меры предосторожности при движении по населенным пунктам среднего типа. Экипажу расслабиться и настроить моральный облик для работы с населением. Форма одежды по личному усмотрению. В форточки не плеваться.
Не люблю работать в незнакомых населенных пунктах. На улицах нет ни одного указателя по-русски. Приходится действовать вслепую.
Опустив боковое стекло, я высунулся на половину командирского торса и приветливо улыбнулся многочисленным зевакам, вышедшим с цветами поприветствовать русских спасателей:
– Привет, Америка! Мы сотрудники доблестного подразделения '000', если это вам что-нибудь говорит. Небось в школе проходили? Из России, мы. Россия! Мишки, пельмени, гуманитарная помощь.
Никакого эффекта. Толи до ребят не доходят мои слова, толи не доходит гуманитарная помощь. Надо потом разобраться с поставками.
– Боб! – не глядя я протянул руку и щелкнул пальцами, – одолжи на пять минут плакат с сейфа. Твои соплеменники по-нашему не понимают.
Развернув плакат, я ткнул пальцем в лицо улыбающейся Муры Деминой, потом клацнул зубами, показывая укус змеи, и только потом изобразил агонию человека, которого хватанула ядовитая гадина.
Язык жестов интернационален. Американцы, все как один, радостно заулыбались и в едином порыве показали направление, в котором ждала нас потерпевшая Мура.
Спецмашина подразделения '000' за номером тринадцать благодарно громыхнула носовым орудием, который она по случаю сняла с доисторического крейсера, навечно запаркованного к набережной одной русской реки и, аккуратно объезжая канализационные люки, устремилась в глубину города.
Я посмотрел в монитор заднего обзора.
Американцы, восторженно принявшие залп носового орудия Милашки, радостно возводили баррикады, тащили из квартир порванные на куски полосатые матрасы, разбирали кирпичный фонтан и расклеивали по стенам магазинов и дешевых ночлежек листовки.
– Второе авеню направо и шестнадцатое стрит налево, – Роберт Клинроуз, лучший картограф во всей нашей команде, теоретически правильно указывал направление.
– Не дураки, разберемся, – прокомментировала Милашка, протискиваясь в узкие, не для спецмашин подразделения '000', улочки.
Депрессия, поразившая страну, чувствовалась на каждом повороте. Безработные женщины стояли по краям улиц, протестуя всем своим видом против высоких цен на верхнюю одежду. Чернокожие парни у дверей супермаркетов виртуозно играли на скрипках и контрабасах. Бездомные индейцы устанавливали в парках вигвамы и тут же пасли коренастых лошадок.
– Ничего, Боб, когда-нибудь и сюда доберется цивилизация. Думаешь, Россия, тоже сразу строилась? И мы в свое время нахлебались.
Чего нахлебались честные российские налогоплательщики я рассказать не успел. Потому как Милашка возвестила, что мы прибыли в расчетное место, обозначенное на мониторах, как точка соприкосновения с Объектом.
Низенький, тридцатиэтажный домик Муры Деминой прятался за неухоженными березами и елками, что подтверждало русское происхождение её далеких предков. Между наружной оградкой из хиленькой арматуры и домом расстилалась нестриженая лужайка в двести, не больше, соток. Никаких огурчиков, помидорчиков, даже редиски. По лужайке гуляли домашние страусы, прыгал одноногий кенгуру и завтракали многочисленные журналисты, врачи и медсестры, а также личный представитель президента в окружении родственников Муры Деминой. Чуть в стороне на травяном корте играли в теннис люди из федерального бюро.
Сама потерпевшая валялась в гордом одиночестве на краю стометрового бассейна. Какой-то сердобольный родственник накрыл ее полотенцем и поставил рядом фарфоровую миску с водой.
Я задвинул на штатное место дальний перископ:
– Почему стоим?
– Охранная система требует карточку допуска или личного разрешения хозяйки, – сообщила Милашка, порыкивая на слишком наглые ворота. – Карточки у нас нет и не будет. А хозяйка, как мы все прекрасно понимаем, уже никого не ждет. Предложение – или стоим, пока нас заметят. Или въезжаем без ордера.
– Действуй по варианту 'бы'.
Хиленькие ворота в Америке. Хрустнули и отскочили, словно картонные. А вот Милашка могла бы так сильно и не разгоняться. У спецмашин подразделения '000' тормозной путь по влажной траве до первого крупного здания.
– Потом починим, – пообещала Милашка, осторожно отъезжая от свернутого угла домика Объекта.
Под гусеницами чуть слышно хрустнули посадки берез и елок.
– Потом посадим.
Не ко времени из боковины спецмашины выдвинулся трубопровод слива и выплеснул жидкую переработку в голубую и прозрачную воду бассейна. Белоснежный кафель глубоководного искусственного водохранилища мгновенно окрасился в битумные тона.
– Потом, все потом, – устало повторила Милашка и, наконец, остановилась.
