Товарищ американский президент

рыдающий режим.

Ничего не ответил майор Сергеев спецмашине подразделения '000' за номером тринадцать. Почернел перед глазами его и без того черный космос.

Если верить метроному – три секунды.

Воображаемо послюнявив пальцы, я уперся ногами в улепетывающий на всех порах ГРУ, развернулся лицом к догоняющему все тот же ГРУ Объект и осторожно прикоснулся к нему перчаткой.

Две секунды.

Не больше куриного яйца. А шуму, как от бройлерной фабрики.

Одна секунда.

Стиснув от перенапряжения загубник кислородной связь-маски, я силой стальных командирских мышц сровнял скорость Объекта со скоростью выдохшейся ГРУ, помахал свободной рукой многочисленным военнослужащим в иллюминаторах спец сооружения и запихал Объект в специальный особо прочный противовзрывной карман 'Магаданского скорого'.

– Спи спокойно, наш дорогой товарищ, – послышался в связь-кислородной маске грустный голос второго номера. – Дело твое будет жить в веках. Прошу почтить память нашего командира вставанием и поднятием личного штандарта. Принимаю командование на себя.

– Второй номер с личными вещами на выход, – перекрикивая стук сердца, крикнул я, – Жив ваш командир, жив! Готовьте квас, я возвращаюсь. Можете сообщить на базу, что особо опасное задание выполнено. С Директора причитается.

Заходя на посадку в Милашку, сжимая рукой противовзрывной карман 'Магаданского скорого, я думал о том, какие бы последствия ожидали весь наш цивилизованный мир, замахнись я клюшкой министра спорта чуть сильнее.

Где-то в столице молодой американской республики.

У черно-белого телевизора в бывшем конференц-зале президентской дачи, переделанной под домашний кинотеатр, собрались все члены правящего кабинета. Скрипели расшатанные стулья, работал переносной вентилятор. В отдельном кресле, покрытом объеденной молью медвежьей шкурой, сидел высокий человек с небольшой бородкой. Все смотрели за прямой трансляцией последних в этом тысячелетии Олимпийских игр.

Сборная американская команда по лыжным челнокам, занявшая почетное предпоследнее место, давала интервью первому российскому каналу. Спортсмены, радостные от столь значимой победы, широко улыбались, сыпали комплиментами симпатичной русской и старались не смотреть в камеру. Плохая примета для спортсменов. Им еще предстояло выступать на фигурных челночных катаниях.

– Так дальше продолжаться не может, – не выдержав национального позора, сказал высокий человек с бородкой. – Это, в конце концов, не справедливо. Наши ребята самоотверженно тренировались целых два месяца, а оказались лишь на предпоследнем месте. Почему мы не послали на Олимпиаду русских спасателей?

– Извините, товарищ президент. Русские спасатели сейчас на каникулах. Мы пробовали уговорить их выступить за нашу сторону, но повторять поступивший ответ в этих величественных стенах не хотелось бы.

– Потому, что они любят свою Родину, – с завистью рассматривая таблицу призовых мест, сказал высокий человек. – Взгляните, любезный. Все первые места во всех дисциплинах оккупировали русские. Обидно. Вот что, любезный, дайте-ка мне связь-тысячный телефон.

Высокий человек, не отводя глаз от экрана, где российские хоккеисты бессовестно лупили всех кого ни попадя, включая судей и зрителей, набрал только ему известный номер, который по большому знакомству через личного секретаря продал русский спасатель со смешной фамилией Сергеефф.

Укрывшись ладошкой от любопытных членов правящего кабинета, высокий человек долго разговаривал с неизвестным абонентом. Завершив разговор вздохнул свободно.

– Любезный! – поманил высокий человек личного секретаря. – Подготовьте письменную заявку на тридцать дополнительных комплектов золотых медалей. Русские не возражают, чтобы наши ребята постояли на высшей ступени. Дружба с Россией, любезный, великая вещь. Запишите это, вставим куда-нибудь.

Беломорское побережье Мурманского полуострова. Километры пляжей, пансионатов для честных налогоплательщиков, детские здравницы. Горячий песок, пластиковые топчаны на прокат, холодный квас из бесплатных автоматов. В жаркие месяцы здесь, на восточной оконечности полуострова проводят отпуска миллионы российских семей. Каждый торопиться загореть, покушать вволю фруктов, выращенных на Карельских плантациях и потратить за четыре месяца все накопленные за год деньги.

После того, как две тысячи лет назад нехорошие налогоплательщики вконец загадили жидким топливом южные курорты, российское правительство сделало все, чтобы не потерять славу страны с самым высоким уровнем отдыхающих. Над Мурманским полуостровом в срочном порядке соорудили искусственный подогреватель, завезли сколько надо песка и топчанов, и народ понял, лучше Мурманских пляжей могут быть только дикие Мурманские пляжи. Но они чуть севернее и там иногда медведи белые встречаются.

– В очередь, товарищи, отдыхающие! В очередь! – я показал, где примерно начинается очередь и, пользуясь моментом, проследил за своей командой.

Третий номер Герасим вел заумные беседы в компании старичков-ученых. Решали вопросы развития вселенной. А может и просто так трепались. Гера может на любую тему высказаться. Кладезь мысли и знаний.

Боб, щурясь от яркого, а главное, жаркого трехчасового солнца, топтался у лотков с мороженным. Из уважения к его плавкам, на которых белыми нитками ивановские рукодельницы вышили вымпел подразделения '000', Боба постоянно пускали без очереди как к лотку, так и к мусорным урнам. Детишки, узнав в лысоватом, слегка полном человеке легендарного сотрудника Службы, просились к Бобу на плечи, чтобы похлопать его ладошкой по макушке.

– Один автограф в одни руки! – контроль за командой дело хорошее, но меня люди ждут. Боб и Герка не маленькие. Не потеряются. В случае чего в свисток дунут. Свистки я лично им на шею повесил.

Кое-кто может поинтересоваться, а что делал командир подразделения '000' в то время, как его личный состав предавался отдыху и неге? И я, без ложной скромности, отвечу. Лучший командир спецмашины подразделения '000' за номером тринадцать раздавал автографы. Работал, одним словом. Нет, без пота на лице. Милашка, что высилась железной громадой у меня за спиной, постоянно обдувала из вентилятора и раз в двадцать минут окатывала забортной водичкой.

Очередь желающих увидеть, как мудрено подписывается майор Сергеев, была хоть растреливай. Преимущественно симпатичные девчонки, целыми институтами съезжающиеся на Беломорское побережье со всей страны. Место в многокилометровой очереди некоторые занимали за три дня до того, как мы с командой прибыли на местные пляжи. Вдоль очереди, сохраняя ее спокойствие, бродили местные силы правопорядка, сверкая дешевыми медальками за выслугу лет. Но на них никто внимания не обращал. Герой, как известно, должен быть один. И желательно пока что майор.

– А вы и правда тот самый Сергеев? – к столу, на котором кроме письменных принадлежностей стоял мой портрет в рамочке где русским языком было начертано, что я тот, кто я есть, привалилась очередная девчонка с глазами, закапанными голубыми контактными каплями.

– Без всякого, – я отобрал у ошалевшей от радости девчонки книжку 'Лучшие спасатели России' и размашисто вывел подпись. – На здоровье.

– А фото на память? – прошептала, теряя сознание девчонка.

Я строго посмотрел на честную налогоплательщицу и ткнул пальцем за спину. Там, на Милашке, красовался плакат – 'В верхней одежде фотосъемки не производятся'. Порядок должен быть во всем.

Как и всякая порядочная спецмашина Милашка производила фотосъемки бесплатно. Заказчик, пожелавший сняться рядом с майором Сергеевым обязан был оплатить только пленку, бумагу, реактивы, моторесурс и возместить расходы за взятый напрокат письменный стол. Мешки с деньгами раз в полчаса