Римская традиция требовала, чтобы родители обучали всех своих детей, которых они решили воспитать и выпустить в мир, – «ut omnes liberos susceptos educarent necesse est»[6] , – но она оставляла детей целиком и полностью во власти их отцов. Точно так же, как мог лишить их жизни при рождении, так он сохранял власть над их жизнью и смертью, пока сам был жив, после чего его старший сын становился верховным судьей судеб членов семьи.
Подобная власть распространялась сверх безотлагательного послушания на любые приказания, какими бы трудными, неприятными или опасными они ни были. Отец мог продать сына в рабство или лишить его жизни. По свидетельству римского историка Валерия Максима, A. Фульвий, сенатор, подверг своего сына смертной казни за то, что тот присоединился к лагерю Катилины, который устроил заговор с целью свержения правительства в последние годы республики.
Подобная жестокость к тому времени стала явлением совершенно ненормальным, и объяснить ее можно лишь сильным страхом гражданской войны, но эту историю следует привести в качестве доказательства ужасающей власти над жизнью и смертью, традиционно считавшейся правом римлянина- отца. Светоний свидетельствует, как само собой разумеющееся, что в правление первого императора Августа I века до н. э., «поссорившись», родители «покинули» Гая Милисса, свободнорожденного ребенка, но он обрел покровителя, который вырастил его, дал хорошее образование, а потом подарил богатому другу императора Меценату. Но хотя Меценат оценил его по достоинству и относился к нему как к другу, хотя его мать пыталась восстановить его свободу, «он остался в рабстве».
Многое из того, что мы знаем об обучении детей в период ранней республики, следует из немногочисленных сохранившихся до наших дней записей Катона Старшего (234 – 149 гг. до н. э.), известного как Цензор, который усиленно стремился сохранить обычаи своих предков. Метать копье, сражаться в доспехах, ездить верхом, участвовать в рукопашном бою, переносить жару и холод и переплывать самые быстрые реки – все это и множество других свойственных мужчинам физических упражнений, таких как бег, прыжки, умение обращаться с оружием, были из разряда первой необходимости, которыми занимались не только ради гимнастики или для поддержания хорошего состояния здоровья, но и в качестве подготовки для реальной деловой жизни – на поле сражения в римских легионах и в полях, где римский народ тогда выращивал себе пропитание. Катон добавил чтение, письмо и арифметику (поскольку он имел здоровые деловые наклонности), знание законов, общественных дел и особенно римских традиций. Считается, что он описал своему сыну в пространных письмах краткую историю Рима.
С первых дней основания города дети Рима каждое утро обычно начинали с поклонения богине огня, Весте, у семейного очага. С незапамятных времен эта дань таинству огня глубоко укоренилась в душе каждого римлянина. Ни один религиозный сан не был столь почитаем в Риме, как девы-весталки, которые поддерживали символический священный огонь в том самом небольшом храме, развалины которого до сих пор можно увидеть на Римском Форуме.
Появление такого рода жриц определенно восходит к церемониальным обрядам юных дочерей семейства у домашнего очага.
На огне готовилась пища, взятая из буфета или кладовой, охраняемой пенатами. Эти духи-покровители не были в одиночестве, поскольку в каждом доме были свои семейные лары – Lares familiaris. Сражаться за «Lares et Penates» (ларов и пенатов) означало защищать дом и очаг – все самое священное и ценное в жизни. Тот факт, что таких духов-защитников было много, приносил успокоение римской душе, хотя, по всей видимости, не ощущалось необходимости в попытках объединить в разумную систему религиозных верований или теологии.
В сознательном возрасте римские дети ежедневно бывали свидетелями почестей, воздаваемых очагу и домашним богам; они могли видеть мать в тревожных молитвах при кризисе в судьбах семьи или государства. Вырастая, они становились столь же набожны; у них появлялись собственные просьбы, и они беспрекословно соблюдали ритуалы, к которым их приобщили отец и мать. Матери учили девочек исполнять все обязанности хозяйки дома, чтобы девочки, сами став женами и матерями, хорошо исполняли свой долг.
Рис. 10. Ларарий, или алтарь семейных ларов
Поддерживать огонь, принести воды, приготовить и подать еду, прясть и ткать спряденную вручную пряжу, изготавливать из нее одежду для всей семьи было традиционными обязанностями римской матроны. Веками эти навыки передавались от матери дочери с несущественными изменениями. Это был удел идеальной римлянки времен республики задолго до того, как многие римляне стали богатыми и подобную работу стали выполнять для них армии рабов.
Точно так же с раннего детства мальчиков учили идти по стопам отцов и готовиться к жизни, которую он вел, будучи земледельцем, солдатом или одним из городских старшин, избираемых служить на протяжении года магистратом. Если глава семьи был одной из ведущих политических фигур, таких как консул или претор, и каждый день с самого раннего утра его посещали люди, ищущие его совета и помощи в своих делах, то мальчики обычно сидели рядом с отцом, прислушиваясь к советам, которые тот давал, и, вне всякого сомнения, к его замечаниям после того, как просители уходили. Они также сопровождали отца, когда он отправлялся на публичное выступление или когда его приглашали отобедать с друзьями и соседями. Мальчики сидели с семьей за столом; они помогали подавать еду и напитки, и после обеда один из них просил домашних богов принять подношение. На торжественных религиозных церемониях и на похоронах родственников они также были свидетелями.
ШКОЛЫ И УЧИТЕЛЯ
До заката республики образование многих римских детей было возложено на школьных учителей. В одном из школьных упражнений так описан день римского школьника:
«Я просыпаюсь еще до того, как рассветет, и, сидя на краю постели, обуваю башмаки и опорки, потому что холодно. Затем я беру чистое полотенце. Раб приносит кувшин с водой, которую я лью себе на руки и умываю лицо и беру в рот воды. Почистив зубы и десны, я выплевываю воду и хорошенько вытираюсь.
Сняв ночную сорочку, я надеваю тунику и ремень; я смазываю маслом волосы, причесываюсь, повязываю шарф вокруг шеи и надеваю белый плащ. В сопровождении раба, который провожает меня в школу, и няньки я иду поздороваться к папе и маме и поцеловать их. Нахожу свои принадлежности для письма и учебники и даю их рабу. Отправляюсь в школу в сопровождении моего раба. Здороваюсь со своими товарищами по школе, которые встречаются мне по дороге, а они в ответ желают мне доброго утра. Подойдя ко входу, бесшумно поднимаюсь по ступеням. Оставляю свой плащ в коридоре и быстро приглаживаю волосы.
Я иду в класс и говорю учителю: «Доброе утро, учитель». Он целует меня и отвечает на мое приветствие. Раб отдает мне мои вощеные таблички, принадлежности для письма и линейку.
«Привет, ребята, дайте мне пройти на мое место, подвиньтесь. Слезай! Это мое место, я его раньше занял». Затем я усаживаюсь и приступаю к работе. Когда заканчиваю учить урок, я спрашиваю у учителя позволения пойти домой на обед. Когда он отпускает меня, мы обмениваемся пожеланиями всего хорошего. Придя домой, я переодеваюсь, съедаю немного белого хлеба, оливок, сыру, сушеного инжира и орехов и запиваю все холодной водой. После обеда возвращаюсь в школу, где учитель начинает читать. Он говорит: «Начнем работу».
После полудня я отправляюсь в сопровождении раба с полотенцами в термы. Подбегаю, чтобы поприветствовать знакомых, направляющихся в термы, и мы все желаем друг другу хорошо помыться и хорошего ужина».
Перед закатом республики во II и I веках до н. э. многие римские мальчики и девочки должны были привыкать к такой вот рутине школьной жизни, которая продолжалась с незначительными изменениями на протяжении следующих четырех столетий, за тем исключением, что в период империи им приходилось ходить в термы в полдень, о чем свидетельствует вышеприведенная цитата. Это также говорит о том, что дети вставали рано. Римляне жалели мальчиков и девочек, которых восход лишал спокойного сна, препоручая их школьному учителю для порки. Марциал, который жил поблизости к одной из таких школ, не дававшей ему насладиться спокойной жизнью, гневно вопрошал «проклинаемого» учителя, какое право он имеет «беспокоить нас» до первого петушиного крика жестокими угрозами и побоями.
Школы и программы обучения, по-видимому, разительно отличались друг от друга. Цицерон писал, что в обучении свободнорожденных мальчиков предки римлян (в отличие от греков) старались, чтобы не было какой-то неизменной системы, установленной законом, или предложенной власть имущими, или же
