Герои на все времена

— Мы уехали, у меня мать заболела, оставили его всего на два дня. Вчера мобильник «вне зоны» целый день, я старалась не волноваться — он часто забывает на подзарядку поставить. Но домашний телефон тоже не отвечал. Вернулись на день раньше — его нигде нет. Учительнице звонили — говорит, в школу не приходил. Он… Он… Что-то случилось с ним! — Ванина мама всхлипнула, потянулась за салфеткой.

— Ваша девочка дружила с нашим сыном, может, она что-то знает? — Это Ванин папа. Голос почти спокойный, но руки предательски теребят подол клетчатой рубашки.

Кровь в виски. Боже мой, Ванечка!

Как же ты? Неужели… Нет, не верю! Это недоразумение.

Дурной сон.

Ты найдешься!

И получишь же от меня за свою злую шутку!

ВАНЯА-А-А!

Вздохнув, Дарина подошла к окну. Помедлив немного, отодвинула шторы. Вгляделась в предрассветную темень, слабо разбавленную светом уличного фонаря. Степан, как и вчера, крутился у жасминовых кустов. До блеска хочет их вылизать, что ли? И что за лужи вокруг него разноцветные? Или они черные? Или это и не лужи вовсе? Странный он все-таки…

Ох, что за?..

Дворник рухнул на землю как подкошенный. Заворочался во тьме огромный пес. Или это тень от кустов? Не разобрать ничего в такой темени. Что со Степаном? Сначала Ванька пропал, теперь этот… валяется. Может, плохо? Может, сердце? Или перепил? Да вроде не похож на алкоголика…

— Степочка, ну вставай, поднимайся, пожалуйста! — пролепетала с мольбой.

Не слышит. Вздохнув, девушка побрела к шкафу, вытащила спортивные брюки и курточку. Натянула поверх пижамы. Еще раз выглянула в окно — лежит, не шевелится.

— Зря я на него вчера фыркнула. Он заступиться пытался, а я… — Даря на цыпочках вышла в коридор, в темноте нащупала кроссовки, аккуратно открыла дверь, выскользнула в подъезд. И наконец припустилась бежать со всех ног.

* * *

Топот ног.

Лес Всечистейший, нет, только не это опять. Он вздрогнул, сел. Задремал! Затекшее тело отдало болью. Фух! Проснулся, слава богу. Вот только кошмар, похоже, остался.

Топот ног.

Стремительный, быстрый.

Топот.

Очень медленно Степан обернулся. Вообще-то он хотел обернуться резко, но тело не слушалось, ныло каждым суставом. Как и всегда после уборки.

— Дарька?! Стой! Остановись, немедленно! — Он пытается кричать, но горло выдает лишь приглушенный хрип.

…нет, нет, не переживу еще раз, нет…

Девушка в спортивном костюме бежит прямо на него. А значит, прямо на радугу. Хотя чего это он? Сейчас мусор черный, безопасный. Ласун заворчал недовольно, но остался на месте, наблюдая, как бегунья старательно перепрыгивает через черно-радужные капли. Удивительно? Вряд ли…

— Степан! — Она повалилась рядом. — Я видела, как ты упал. Я так испугалась! И чего ты все время возле этих кустов? Это плохие кусты! Так все говорят. Степ, с тобой все в порядке?

— Ты что, каждый день в пять утра просыпаешься? — пробурчал дворник, отряхиваясь.

— Практически каждый. — Дарина ласково улыбнулась. — За очень редким исключением! А что это за лужи?

— И близко к ним не подходи! Стоп! Ты их видишь? А впрочем, — крякнув, он поднялся на ноги, — да… Я не ошибся…

— О чем ты?

— Ты говорила, это плохие кусты. — Степан задумчиво посмотрел на девушку сверху вниз, Дарина растерянно моргнула. — Пойдем, покажу тебе кое-что…

* * *

Степан жил в соседнем дворе, в крохотной квартирке на первом этаже. Дарина осторожно переступила через сваленные у порога картонные коробки, осмотрелась по сторонам. Вполне себе холостяцкая берлога. Даря не раз приходила в гости к двоюродному брату в общагу — его комната примерно так же и выглядела: разбросанные шмотки, толстый слой пыли. Но в целом — нормальное жилище.

— Это съемная квартира, — словно услышав ее мысли, бросил Степан. — Хозяева обещали коробки забрать…

— Слава богу, я уже начала думать, что ты в тех кустах и живешь! — Она осторожно присела в старенькое кресло. Степан возился на кухне. Пахло чем-то пряным и пыльным.

Внезапно девушке стало страшно — притащилась домой к незнакомому мужчине, которого иначе как «странным» не назовешь. Пять утра. Ладно, начало шестого. Но все равно — ночь, считай, еще. Родители понятия не имеют, где она.

Даря покосилась на дверь. Интересно, запер? Может, выскочить, пока не поздно? У ног примостился Ласун, высунув язык, заглянул гостье в глаза. «Нет, не выскочишь», — так и читалось в смышленом, почти человечьем взгляде.

— Чаю хочешь? — Девушка вздрогнула, Степан стоял над ней с чашкой в руках.

— Нет… я…

— А мне надо. Сладкий чай. После работы необходим просто.

— Ты хотел что-то показать? — Почему-то ей стало очень спокойно. Дворник присел на корточки рядом с креслом. Поставил чашку на пол. Потянулся за метлой.

— Сейчас. Попробуем. Смотри, почувствуешь себя плохо, говори, кричи — я остановлю! — и отломал от метлы прутик. Даря медленно протянула руку.

Радуга. Огромная черная лужа (лужа ли?) расцветает на глазах, клубится облаком, переливается яркими цветами.

Степан согнулся у жасминовых кустов.

Тяжело дышать. Ему. И мне…

Радуга беснуется, мигает. Дворник с трудом выпрямляет спину, катится градом пот, темнеет в глазах.

Топот ног.

Пристроился за кустом Ласун, удобряет красавец-жасмин.

Топот.

Запах гвоздик.

Ваня!

— Стой! Назад! Не приближайся! Ласун, сюда!!! — Степан кричит, нет, хрипит только. А я? Кричу-хриплю вместе с ним.

Спешит по важному делу подросток, прижимает к груди горшочек с гвоздиками. Что там этот крендель с метлой бормочет? Не разобрать… Откуда он тут вообще взялся? А! Какая разница! Быстрее надо! Дарька ждет!

Мчится парень с цветами на встречу с радугой. С блестящей, опасной, но невидимой для большинства людей.

Летит ему наперерез верный пес Ласун — услышал, дружочек, почуял…

Глаза, яркий свет, как же режет глаза, мамочки!

С размаху влетел в радужное облако Иван. Жалобно заскулил опоздавший на долю секунды Ласун.

Темнота.

Жуткая боль в висках. Слабость по всему телу. Даря с трудом открыла глаза. Поняла, что Степан