Герои на все времена

Зле все, но ему еще учиться, учиться и учиться («Drachenland»). Куда быстрее соображает обретающийся у Бабы-яги кот («Сказ о коте Митрофане и жизненных трудностях»). Не случись его в нужное время в нужном месте — и жизненные и экологические проблемы в некотором царстве могли бы закончиться весьма печально… Но он ведь случился, нелишний Кот! В полном соответствии с одним из самых главных жизненных правил — небо нужно держать, и если не я, то кто? А уж кот я или титан и скажут ли мне спасибо, дело десятое.

Разные авторы.

Разный возраст.

Разные взгляды, разные профессии, города, страны.

Разные истории.

Разные герои. Очень разные.

И все же есть у всех этих столь разных героев и общее:

Это на них во веки веков
прокладка дорог в жару и в мороз.
Это на них ход рычагов;
это на них вращенье колес…
Это на них…

АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ

Едва сгорает закат,

Но только вечер уйдет,

И нам команда: «На старт!»,

И нам команда: «Вперед!»

Летит под окнами снег,

Летят секунды, как дни…

Замедли времени бег

И на бегу позвони.

Поймай последний трамвай,

Стакан «на счастье» разбей,

Опять уходишь за грань,

Опять выходишь за дверь.

Опять долги раздавать,

А мир стоит, как стоял…

А нам дороги вскрывать

И прогревать дизеля.

А мы везде и нигде

Среди каналов пустых.

Судьба разводит людей,

А Мир разводит мосты…

И по мосту, как по льду,

Как по команде: «На взлет!»,

Как по радару, иду

Туда, где ночь — напролет.

Судьба уходит в отрыв

И открывает крыло,

И рвутся пальцы о гриф,

И даже струны свело,

И уплывает Земля,

И звезды где-то у ног,

И только тень корабля…

И телефонный звонок.

Алькор (Светлана Никифорова)

Татьяна Юрьевская СОРОК ВТОРАЯ

Ночь опустилась на город. Запрокинув темноволосую голову, гордой всадницей пронеслась по его улицам, широкой кистью щедро мазнула по фасадам зданий, залила непроглядной чернью притихшие скверы, от души, не жалея, плеснула чернил в воду фонтанов, превратила распушенные кроны лип в подобия ощетинившихся иглами ежей.

Ночь шутила и дурачилась, превращая извечную войну в подобие танца, но тем не менее умудрялась жестко навязывать свои условия.

Город держался, не желая слишком легко уступать позиции захватчице, хищно скалился в ответ, огненными росчерками уличного освещения разрывая мглу, выставив навстречу накатывавшемуся потоку черноты разноцветные рекламные щиты.

Однако ему удалось отстоять лишь полнокровные жилы проспектов, сбегающиеся к островкам главных площадей.

А там, во дворах, вдалеке от незатихающей городской суеты, уже вовсю наводила порядок новая хозяйка.

Ночь властно вступила в город лишь малой частью своих бессчетных легионов, но этого оказалось вполне достаточно для победы.

— Сорок вторая слушает. — Голос был тих, спокоен и уверен. Усталый голос ночного собеседника. Доверенного. Или нет, много ближе, посвященного.

Приобщенного к тайне.

Мягкий голос, подталкивающий к невольным откровениям.

Единственный наушник и тонкая змейка микрофона у бледных, кажущихся бесплотными губ выглядят, пожалуй, чуть неуместно. Да они и не нужны теперь. Совершенно.

Они — лишь долг прежним ощущениям, оставшаяся тоненькая ниточка, связывавшая ее с прошлым. Уже ушедшим.

Канувшим в небытие, поглощенным им.

Ниточка, которую слишком трудно — почти невозможно — оборвать.

Потому что имя ей — память.

— Да. Да… Конечно. Да. Непременно. Когда буду дома — перезвоню. — Елена с сожалением убрала телефон в сумочку. В метро не удается поговорить по-человечески. Но ничего, еще четыре остановки, и она почти дома. А там двадцать три минуты пешком, и все.

Можно будет сменить неудобные туфли на мягкие тапочки, убрать в шкаф порядком поднадоевший