самом разгаре. Два дня назад Норрис наблюдал за разгрузкой четырнадцати бочек, в которых хлюпал солевой раствор.
— Я слышал, теперь их приходится добывать в НьюЙорке, — заметил Венделл. Группа из четырех студентов, в которую он входил, уже вскрыла брюшную полость, и теперь они по очереди запускали голые руки в ледяную гущу кишок.
— В Бостоне бедняки мрут редко, — отозвался Эдвард. — Мы нянчимся с ними, и они становятся чертовски здоровыми. А когда умирают, к ним не подобраться. В Нью-Йорке же можно просто выкопать тела из нищенской могилы, никто ни о чем и не спросит:
— Не может такого быть, — поразился Чарлз.
— Там две ямы для захоронений. Вторая яма — для отбросов, то есть для трупов, которые никто не станет искать. -
Эдвард взглянул на тело, с которым они работали, годы тяжелой жизни оставили на лице седого покойника морщины и шрамы. Его левая рука, некогда сломанная, срослась неправильно. — Могу сказать, что этого наверняка достали из второй ямы. Какой-то ирландский старикашка, вам не кажется?
Их наставник, доктор Сьюэлл, прохаживался взад-вперед по зале между столами, возле которых работали молодые люди — по четыре на каждый труп.
— Я требую, чтобы сегодня вы закончили удаление всех внутренних органов, — вразумлял доктор. — Они быстро портятся. Если передержать их, даже те из вас, что считают себя выносливыми, не смогут вытерпеть смрада.
Курите сколько угодно сигар, пейте виски без конца, но даю гарантию — запах кишок после семидневного разложения сразит даже самых сильных из вас.
А самый слабый уже под угрозой, подумал Норрис, взглянув на Чарлза, который стоял по другую сторону стола, он в ужасе затягивался сигарой, его лицо тонуло в дыму.
— Вы уже видели все органы in situ[2] и рассмотрели тайные шестеренки этой чудесной машинерии, — продолжал Сьюэлл. — В этой зале, джентльмены, мы проливаем свет на тайну жизни. Вы разбираете на части шедевр Господа Бога, исследуете его мастерство, разглядываете части, расположенные в надлежащих местах, и видите, насколько каждая из них важна для всего механизма в целом.
Поравнявшись с Норрисом, Сьюэлл остановился возле его стола и принялся разглядывать органы, которые лежали в ведре, вынимая их по очереди голыми руками.
— Кто из вас удалял сердце и легкие? — осведомился он.
— Я, сэр, — ответил Норрис.
— Отличная работа. Лучшая из всего того, что я здесь видел. — Сьюэлл поднял взгляд. — Я так понимаю, вам уже приходилось это делать.
— На ферме, сэр.
— Овцы?
— И свиньи.
— Могу сказать, что вы овладели анатомическим ножом. — Сьюэлл перевел взгляд на Чарлза. — А у вас, господин
Лакауэй, руки по-прежнему чистые.
— Я… я подумал, будет лучше, если я позволю начать другим.
— Начать? Да они уже закончили с грудной клеткой и взялись за брюшную полость. — Он взглянул на покойника и поморщился. — Судя по запаху, он скоро испортится. Господин Лакауэй, труп сгниет раньше, чем вы возьметесь за нож. Чего же вы ждете? Испачкайте руки наконец.
— Да, сэр.
Когда доктор Сьюэлл вышел из залы, Чарлз неохотно потянулся к ножу. Поглядев на преждевременно загнивший труп ирландца, Чарлз словно окаменел, его нож застыл над кишечником покойника. Пока юноша собирался с силами, кусок легкого перелетел через стол и врезался ему прямо в грудь. Он взвизгнул и отскочил, в ужасе смахивая с себя кровавую массу.
Эдвард рассмеялся.
— Ты же слышал, что сказал доктор Сьюэлл. Испачкай руки!
— Эдвард, я тебя умоляю!
— Видел бы ты свое лицо, Чарли! Можно подумать, что я бросил в тебя скорпиона.
В отсутствие доктора Сьюэлла студенты принялись шуметь. По рядам пошла фляжка с виски. Группка у соседнего стола, усадив и подперев своего покойника, всунула ему в рот зажженную сигару. Окутывая невидящие глаза трупа, дым завитками пополз вверх.
— Это отвратительно, — возмутился Чарлз. — Я не могу. — Он опустил нож. — Я никогда в жизни не хотел быть доктором!
— И когда ты собираешься поведать об этом своему дядюшке? — осведомился Эдвард.
В другом конце залы раздался новый взрыв смеха: шляпа одного из студентов каким-то образом оказалась на голове покойницы. Однако Чарлз не мог отвести взгляда от ирландца, чья деформированная левая рука и согбенная спина молчаливо свидетельствовали о том, сколько боли старик испытал при жизни.
— Ну же, Чарли, — подбодрил его Венделл, протягивая нож. — Это не так уж и страшно, главное начать. Нельзя позволить, чтобы этот бедолага ирландец испортился. Он может многому нас научить.
— Это очень в твоем духе, Венделл. Ты любишь такие вещи.
— Мы уже удалили сальник. Ты можешь произвести резекцию тонкого кишечника.
Чарлз неотрывно глядел на протянутый нож, а тем временем на другом конце залы кто-то съязвил:
— Чарли! Только не надо снова падать в обморок! Покраснев до корней волос, Чарлз взял в руки нож и с мрачным выражением лица начал резать. Но умелой резекции у него не вышло, он наносил варварские раны, кромсая кишечник лезвием, выпуская из него такой ужасный смрад, что Норрис отшатнулся и поднял руку в попытке заглушить запах.
— Прекрати! — воскликнул Венделл. Он схватил друга за руку, но Чарлз продолжал рубить кишечник. — Ты все испортишь!
— Это ты велел мне резать! Ты сказал, что я должен испачкать руки. Это же говорит дядюшка — мол, если врач не пачкает руки, значит, он и не врач вовсе!
— Мы не твой дядюшка, — возразил Венделл. — Мы твои друзья. Так что прекрати.
Чарлз бросил нож на пол. Звук падения потонул в резвом веселье молодых людей, которым дали такое отвратительное задание, что ответом могло быть лишь болезненное легкомыслие.
Подняв нож, Норрис тихо спросил:
— С тобой все в порядке, Чарлз?
— Со мной все в порядке. — Чарлз глубоко вздохнул. — Со мной все в полном порядке.
— Сьюэлл возвращается! — прошипел стоявший у дверей студент.
В зале тут же воцарилась тишина. С трупов сняли шляпы. Всех покойников немедленно вернули в достойные позы. Когда Сьюэлл снова вошел в залу, он увидел прилежных студентов с серьезными лицами. Доктор направился прямо к столу Норриса и замер, глядя на истерзанные кишки.
— Что за чертовщина? — Сьюэлл с отвращением посмотрел на четырех студентов. — Кто устроил эту резню?
Казалось, Чарлз вот-вот расплачется. Каждый день жизни приносил ему новые унижения, новые возможности для демонстрации его несостоятельности. И вот теперь под взглядом Сьюэлла он оказался в опасной близости к нервному срыву.
— Сэр, господин Лакауэй пытался произвести резекцию тонкого кишечника и… — с излишней горячностью начал
Эдвард.
— Это моя вина, — вметался Норрис. Сьюэлл с удивлением поглядел на него.
— Господин Маршалл?
— Это… это просто шалость такая. Мы с Чарлзом… ну, как-то увлеклись и теперь искренне просим прощения.
